— А что тогда не глупость? — обиделся Денис.
— Ну, не знаю. Сила духа, наверное. Характер.
— Ага. Набегут бомжей человек десять, а здесь ты да я.
И начнешь характер проявлять или силу духа.
— Вот что, спрячь его ненадежней, если возвращать не
хочешь. С собой не носи. Опасно.
Денис подумал и полез под нары. Там у него был устроен
тайник.
— Еще печенье есть, — сообщил он, усаживаясь
рядом. — Доедим?
— Конечно Чего его оставлять? Завтра деньги должны
передать. Заживем.
— На встречу мне идти придется, — заявил Денис с
набитым ртом — Тебе с такой видухой ну никак… Вся улица глазеть начнет.
— А вдруг она тебе сумку не отдаст? Она ж тебя не
знает.
— А ты позвони и пароль придумай.
— Ах ты, чертенок. К рынку мне идти нельзя, а к
телефону можно?
Он хрюкнул, я попыталась схватить его за ухо, он завалился
на спину и стал отбиваться. Навозившись вдоволь, мы допили остатки чая, хитро
поглядывая друг на друга.
— А ты ничего вообще-то, — сказал Денис. —
Веселая.
— Ага. Говорю: потерпи. Я приду в норму.
Тут мы оба засмеялись, посидели, глядя на огонь, а потом
неожиданно запели. В распахнутую дверь хижины к нам заглядывали невесть откуда
взявшиеся звезды, костер догорал, а мы громко выводили «Огни мерцали, когда
поезд уходил».
Утром поднялись поздно и пораженно уставились на пустырь,
неожиданно ставший родным. Все вокруг сияло и искрилось под солнцем.
— Вот это да! — покачала я головой и взглянула на
себя. Грязный костюм в погожий летний денек выглядел на редкость отвратительно.
— Во сколько тебя ждут? — спросил Денис.
— В одиннадцать.
— Ладно, не переживай. До одиннадцати какая-нибудь
тетка белье вывесит.
— Спятил совсем, — покачала я головой.
— Как хочешь, ходи чумазая.
Ближе к десяти пошли на «дело». После затяжных дождей вся
улица дружно сушила поднакопившееся белье. Однако развешивать его предпочитали
в огородах, палисадниках и прочих малодоступных местах Двигаться далее с моим
внешним видом было затруднительно, и тут мы наконец обнаружили то, что надо:
двухэтажный обшарпанный дом. С торца не было ни одного окошка, на трех столбах
натянуты веревки. Джинсовые шорты и трикотажную майку я увидела сразу.
— Чего выбрала? — зашипел Денис. Я уже собралась
показать, но передумала. Толкать ребенка на воровство — мерзость. Другое дело
свистнуть самой.
— Стой здесь, — сказала я. — В случае чего,
сматывайся.
Я направилась к веревкам, стараясь не очень громко клацать
зубами. Сняла шорты, а потом и майку, сунув их под мышку, свернула за угол и
бросилась бежать так, точно за мной черти гнались. Денис трусил рядом.
— Куда ты так несешься? — прокричал он через
некоторое время. Я притормозила, сообразив, что он задыхается, потеет и
покрывается нездоровой краснотой. Сделала два глубоких вдоха и сказала:
— С курением завязывай. Не то суперменом не станешь.
— Больно мне надо… Ты тоже куришь, а бегаешь ничего.
— Вообще-то я курю редко, и привычка эта скверная, а
нам сейчас здоровье необходимо. Хочешь, бросим на пару?
— Я с четырех лет курю. Поздняк метаться.
— Не скажи, ты еще довольно молодой.
— Где переодеваться будешь? Время-то поджимает…
— Вон в тех кустах.
Я нырнула в кусты, торопливо переоделась и осталась довольна
собой. Общий вид портили туфли, но с этим ничего не поделаешь: выставлять на
просушку обувь моего размера в тот день никто не пожелал. Я прислушалась,
где-то совсем рядом, внизу оврага, журчала вода.
— Денис, — позвала я. — Здесь где-то
родничок.
Родничок действительно был. Я с наслаждением умылась,
почистила туфли, неторопливо расчесалась и ощутила себя человеком.
— А ты чего? — спросила я, Денис скуксился, но
умылся.
— Значит, так, — инструктировал он меня, пока мы
шагали к рынку. — Вы встречаетесь на остановке. Я пойду пораньше и
устроюсь напротив, через дорогу. Там дерево большущее и очень удобное.
Приглядеться надо. А ты жди в подворотне, возле складов, сядь на ящики и замри
Если все чисто, я два раза свистну, вот так, — Денис продемонстрировал
художественный свист. — Тогда пойдешь. Поняла?
— А то, — хмыкнула я.
Денис взглянул на меня, покачал головой и вдруг спросил:
— Слушай, а тебя как зовут?
— Александра.
— Сашка? Чудно. Пацанье имя тебе не идет.
— Много ты понимаешь. Мама зовет меня Сашенькой,
по-моему, красиво.
— Сашенька-Машенька… Топай в подворотню.
Я потопала и, пристроившись на ящиках, пыталась разглядеть,
что происходит на остановке. Большое количество граждан, желающих побыстрее
уехать, и ничего заслуживающего внимания. Тут я заприметила невдалеке телефон и
направилась к нему с намерением позвонить Лариске и узнать, стоит ли ждать
соседскую девчонку или все отменяется. Телефон ответил длинными гудками, а я
узнала у проходящего мимо мужчины который час. Пять минут двенадцатого. С
удивлением обнаружила, что мои часы показывают то же время, прислушалась к их
тиканью и диву далась: странно они себя ведут, то стоят, то вдруг заработают и
при этом умудряются показывать точное время.
— Все чудесатее и чудесатее, — произнесла я по
привычке вслух. Как раз в этот момент раздался свист со стороны остановки, и я
бросилась туда.
Девчушка со спортивной сумкой в руках стояла возле киоска и
тоскливо поглядывала по сторонам.
— Здравствуй, Маечка, — обрадовалась я.
— Здравствуйте, тетя Саша. — Она торопливо
протянула сумку. — Вам тетя Лариса просила передать.
— Спасибо тебе огромное.
Девчонка продолжала смотреть на меня во все глаза, в ее
личике отчетливо читалось недоумение.
— Ты сейчас на троллейбус? — спросила я, чтобы
что-то спросить.
— Да…
— Тогда всего доброго. И еще раз большое спасибо.
