Отпустили меня только утром. Я дала подписку о невыезде, подписку о неразглашении и уже почти не глядя подмахнула еще пару бумаг. Ноги меня не держали.
Я прошла через турникет, получив обратно свой паспорт. Все мои мысли были только об одном – о постели. Нет, сначала две таблетки жаропонижающего, а уж затем – постель!
Но далеко я не ушла. Прямо у подъезда меня ждала знакомая машина – о, вот и следы от моих кроссовок на капоте! За рулем сидел сержант Горюнов. Юного Умникова в машине не было.
Я открыла дверцу и плюхнулась на заднее сиденье.
– Вези к своему капитану, – скомандовала я, откинулась на спинку и закрыла глаза в надежде поспать. Уснуть мне не удалось – в машине немилосердно пахло бензином. Всю дорогу я созерцала фиолетовые и зеленые пятна на изнанке своих век.
В кабинет капитана Алехина, знакомый мне еще по делу «Альбатросов», я входила, держась на одной силе воли.
Капитан предложил мне стул, подумал – и приготовил чашку горячего чая.
– Евгения Максимовна, – обратился ко мне капитан, и я поняла, что он подготовился к разговору со мной – поднял архив двухлетней давности и выяснил, как меня зовут. Вчера он этого явно не помнил.
– Игорь Юрьевич, если можно, давайте пропустим все начало беседы и сразу перейдем к делу! – попросила я. – Я готова сотрудничать со следствием. Я знаю, что я у вас – единственный свидетель. Так что задавайте вопросы, только поскорее.
Перед глазами у меня стояла дрожащая пелена, сердце стучало, точно паровой молот.
– Могу я узнать почему? – ледяным тоном осведомился Алехин. Да, я все понимаю – с капитаном полиции так разговаривать себе дороже, и слова мои объяснялись моим практически невменяемым состоянием.
– Можете, – ответила я. Собеседника я уже почти не различала – только скопление каких-то точек, вроде пикселей на неисправном экране. – Я плохо себя чувствую. И вообще. Может, поговорим в другой раз? Я никуда не убегу, своими руками дала подписку…
Ко мне приблизилось нечто – очевидно, это было лицо капитана Алехина.
– Что с вами? – спросил очень озабоченный голос.
Человеческим возможностям есть предел. Я поняла, что сейчас потеряю сознание.
– Вирус, – еще успела ответить я, прежде чем провалиться в беспамятство.
Я очнулась. Кабинет Алехина исчез. Вместо зелененьких стен меня окружало полупрозрачное нечто, более всего похожее на стены космического корабля из малобюджетного фильма. Какие-то прозрачные завесы колыхались вокруг меня, с потолка едва-едва светила лампа вроде хирургической. Я обнаружила, что лежу абсолютно раздетая под покрывалом из серебристой фольги. К моей руке тянулись трубочки капельницы, флакон с раствором наполовину опустел. На лице у меня была кислородная маска, к разным частям тела вели непонятного назначения проводки и датчики. Может, меня похитили инопланетяне?!
Стоило мне пошевелиться, как датчики согласно запищали. Прозрачная завеса откинулась, и появился некто, еще более укрепивший мою уверенность в том, что сериал «Х-файлы» все-таки основан на реальных событиях. Мы всегда спорили на эту тему с тетушкой Милой. Вошедший был одет в полный костюм защиты, включая респиратор и защитный щиток на глаза. Более всего это походило на костюм сварщика, только не из брезента, а из прозрачной пленки. На руках у вошедшего были перчатки. Он поправил капельницу и вдруг откинул щиток и сдернул респиратор. Показалось вполне обычное румяное толстое лицо с черной бородкой и смеющимися черными глазами.
Я стянула свой кислородный прибор и задала классический вопрос:
– Где я?
Чернобородый приветливо улыбнулся и ответил:
– Вы в военном госпитале. Ох, Евгения Максимовна, как же вы нас напугали!
– Как я сюда попала? Кто вы такой?
Я села и попыталась прикрыться блестящим покрывалом.
– Да вы не стесняйтесь, Евгения Максимовна! Вообще-то я привык к виду не только раздетых граждан, но и людей вовсе без кожи! – добрым голосом сообщил бородач и пояснил: – Работа такая!
– Вы врач?
– Ну конечно, врач. Я профессор Меликсетян. Зовут меня Амбарцум Аветисович, но вы все равно не запомните, так что можете не напрягаться.
– Как долго я здесь нахожусь?
Чувствовала я себя намного лучше, кто знает, сколько дней я провела в этом госпитале? И, кстати, почему это меня, человека вполне мирной профессии, поместили не в обычную районную больницу, а в госпиталь, да еще и военный?
– Вас привезли сюда вчера утром. Если быть совсем уж точным, вы находитесь в стенах нашего лечебного учреждения восемнадцать часов и пятнадцать минут.
– Это значит, что сейчас пятнадцать минут второго пополуночи, – машинально уточнила я.
Меликсетян хохотнул приятным рокочущим басом и подтвердил:
– Да, вы совершенно правы. Приятно видеть, что с головой у вас все в порядке. Не все из моих пациентов могут этим похвастаться.
– Скажите, а как я попала в военный госпиталь? И почему вы сняли респиратор?
Амбарцум Аветисович довольно улыбнулся и объяснил:
– Понимаете, Евгения Максимовна, мы только что получили результаты ваших анализов.
– И что там? – напряглась я. В военный госпиталь просто так не засунут, да и весь этот научно-фантастический антураж неспроста…
– У меня для вас хорошие новости. Прямо-таки великолепные! – профессор так и лучился улыбкой. – Вы заражены вирусом.
– Что?! – в горле у меня мгновенно пересохло. Как же так… Я даже не контактировала с Кузеном, а уж о том, чтобы по примеру глупого Умникова прикоснуться к смертоносному яйцу, и речи не было!
– Не волнуйтесь, уважаемая Евгения! – поспешил успокоить меня Меликсетян. – Вчера вечером я чувствовал себя в точности как вы сейчас. Но час назад все разъяснилось.
– Хватит тянуть, говорите же! – не выдержала я.
Меликсетян кивнул, словно я своей несдержанностью подтвердила его давно устоявшееся мнение о людях, и наконец объяснил:
– Восемнадцать с половиной часов назад вы поступили к нам с подозрением на поражение атипичным вирусом неясной этиологии. Мне дали понять, что это, возможно, тот самый вирус, над которым бьются ученые всего мира. Тот, который использовали террористы из «Белых барсов». У всех на слуху это название, верно? Мы немедленно поместили вас в защищенный бокс, приняли все меры безопасности, взяли кровь на анализ и приступили к реабилитационным мероприятиям.
– Я что, была так плоха? – изумилась я.
– Я же не говорю – «реанимационным», верно? – мягко укорил меня профессор. – Ваше состояние мы определили как среднетяжелое. Но как врач, отвечающий за вашу жизнь, я постарался сделать все от меня зависящее. Мы погрузили вас в медикаментозный сон, и бригада приступила к своей работе. Именно этим усилиям вы обязаны своим неплохим, надеюсь, самочувствием.
