Шахмин появился внезапно. За ним двое крепких мальчиков внесли тело. В этой измученной, избитой фигуре я узнала Фреда. Вернее, то, что от него осталось…
* * *
Фред был без признаков сознания. Его небрежно бросили на алтарь и начали крепко привязывать к кресту. Мне захотелось ворваться туда немедленно, я рванулась было, но отец Андрей стал удерживать меня за плечи.
— Сейчас туда нельзя, — тихонько шепнул он.
В зале что-то произошло. Церберы бросили свое занятие и быстро встали на колени. Сидящие за столом молниеносно повскакивали с мест и склонили головы в рабском поклоне. Левая дверь распахнулась, и в зал торжественно, держась за руки, вошли, а вернее вплыли, Саммаэль со своей верною Лилит.
Я совершенно остолбенела. Смеяться никак было нельзя, да и как-то совершенно неуместно. Но Саммаэль был так смешон кругленькой лысинкой и большим животиком, нависшим над основной его гордостью, одарившей бедных сатанистов наследником Мариком, что я сдерживалась из последних сил. Да и Максима было очень жалко — ведь этим самым треклятым Саммаэлем был как-никак его родной папа. Юрий Львович Лабутец. А за руку он держал… Софью Владиславовну Гольдштейн собственной персоной.
* * *
— Значит, это правда… — тихо, почти неслышно пробормотал Максим.
Я удивленно посмотрела на него. Он прошептал:
— Я не хотел в это верить. Мне казалось, что это какой-то страшный сон. Я нечаянно подслушал весь их разговор. Узнал, что Марик — мой брат. Вы понимаете меня, Таня? Они заставили нас с Димкой украсть моего брата!
Я ничего не могла понять. Похоже, у парня начинался горячечный бред. Но Максим не бредил.
— Они хотят его убить. Принести в жертву, чтобы Марик перевоплотился в этого Саммаэля.
— Софья? — не поверила я своим ушам. — У нее не все дома?
— Наверное, у саммаэлитов вообще не в порядке с головами. Но им обещали богатство — они и получили богатство. Им обещали власть — они получили власть. И поверили.
— А Марик при чем?
— Он же сын воплощения Саммаэля. И воплощения Лилит.
Я в этой шамбале совсем ничего не понимала. У меня всю жизнь было совсем плохо с черной магией. И с прочей китайской грамотой.
* * *
В это время я услышала голос Мельникова. Он несся над головами саммаэлитов, заставляя их ежиться.
— Предлагаю вам немедленно сдаться. Дом окружен.
Софья посмотрела на своих вассалов и сказала:
— Неужели вы согласитесь сдаться простым смертным без боя?
Ответом ей было могучее хоровое «хо!». Из всех комнат появились одетые в черное подростки. Они образовали вокруг своей королевы заслон. Каждый из них был готов отдать за нее жизнь.
Я вышла на свет. Не знаю, что за сила вытолкнула меня из укрытия. Вслед за мной обреченно вышли отец Андрей и Максим. Я окинула всю эту компанию взглядом, полным жалости, и сказала:
— Да посмотрите вы на них! Неужели вам нужно погибнуть ради этого толстяка и его дамы? Вы и так делали то, что они вам приказывали.
Софья перекосилась. Мое появление явно было ей не по нраву. Кому ж понравится, когда на сцене появляется вторая королева?
Мальчишки развернулись в мою сторону. По-моему, мне удалось разбудить в некоторых голос разума. Во всяком случае, в их глазах появился осмысленный блеск.
Софья, почувствовав это, начала визжать. А в дом уже врывались мельниковские ребята.
Они справлялись с сатанистами просто и легко. Мельников постарался подобрать команду именно из числа шахминских учеников. Только не подумайте, что эта идея пришла ему в голову самому. Нет уж, это я ему подсказала. Сейчас шахминские ученики легко и просто справлялись со своими соучениками. У других это могло бы не получиться. А эти махали спокойненько ручками и ножками, оставляя лагерь противника без должной защиты.
Очень скоро перевес был на нашей стороне. Я пробралась к Фреду. Он почти не дышал. Его лицо было белым как мел.
Я освободила его от пут и постаралась оттащить к окну. Оттуда в эту смердящую клоаку врывался свежий осенний воздух.
— Дыши! — приказала ему я.
Он приоткрыл глаза. Увидел меня и улыбнулся.
— Кто выигрывает-то? — спросил он, с любопытством оглядывая поле битвы заплывшим глазом.
— Канадцы у бразильцев, — сообщила я.
— Это хорошо, — довольно улыбнулся он. — Ура, мы ломим, гнутся шведы…
И постарался мне подмигнуть.
Я увидела, что Шахмин решил оставить наше общество и пытается тихой сапой пролезть к боковой двери. Пришлось оставить Фреда на минутку без внимания.
Я обошла ряды сражающихся и оказалась перед Виталием Викторовичем. Мое появление перед собой он воспринял недружелюбно.
— Отойдите, — попробовал он избавиться от моего присутствия. Это было так невежливо, что я с наслаждением использовала свой великолепный удар правой ногой. Он застонал и согнулся. Его тут же подхватил на руки весьма кстати оказавшийся в нужном месте и в нужный час Мельников.
— Этот гад сказал, что традиционное карате — прошлый век, — наябедничала я Мельникову.
Мельников окинул проходимца суровым взглядом и кивнул:
— Такое опрометчивое заявление требует наказания, — и передал его в руки Началова. Началов подумал минуту, что ему делать, и оттащил его в милицейскую машину.
Битва была закончена. Победа осталась за нами.
* * *
Я подошла к Софье. Видеть ее в наручниках было непривычно. Она смотрела мимо меня. Я вызывала в ней только злобу и презрение.
— Зачем вам это было нужно? — спросила я. — Максим все рассказал мне. Это ведь вы сами похитили Марика. Это вы хотели убить его вместе с вашим любовником и отцом Марика.
Она посмотрела на меня, хмыкнула и сообщила:
— Сын Саммаэля должен был, как и сын Божий, обрести бессмертие через жертву. Вы этому помешали. Бойтесь Саммаэлева гнева. Его месть не замедлит себя ждать.
Я посмотрела ей в глаза и вздохнула. Софья Гольдштейн была обречена остаток своих дней провести в психиатрической лечебнице. Она была больна кататонической шизофренией.
* * *
Даша стояла и смотрела на Максима. Максиму захотелось заплакать. В глазах Даши сияла такая теплая нежность, что стало понятно — она его простила.
Он подошел к ней молча, не смея произнести ни слова. Она провела по его лбу ладонью.
— Ты немножко испачкался…
— Я очень сильно испачкался, — возразил он.
Они взялись за руки и пошли к машине.
* * *
Мельников подвез нас с отцом Андреем до моего дома. Я успела умыться и переодеться, и теперь мы прощались с ним, наверное, навсегда.
