— Я хочу обязательно посмотреть этот фильм, — с придыханием проговорила Анна.
— Для начала, деточка, я предлагаю твоему папе спуститься вниз и выпить кофе в кондитерской — попробуйте пончики, мистер Зариян, пальчики оближете, — а я тем временем посмотрю, как Анна себя чувствует на паркете. Потом она споет мне что-нибудь. А вы возвращайтесь через полчасика.
Пончики и впрямь оказались восхитительными. Левон съел три, прежде чем сказал себе, что хорошего — понемножку. Он с легкостью мог бы проглотить еще столько же, но после того, как Левон сменил баранку на кресло в конторе, он успел набрать лишний вес. Работая таксистом, он иногда останавливался выпить кофе. А теперь он обедал в ресторанчике Мак-Криди, расположенном через дорогу, где подавали невероятно вкусные гамбургеры, или же в более полезных для здоровья заведениях, если приглашал клиента на ленч — или клиент приглашал его самого.
Сейчас Левон зарабатывал в три раза больше, чем раньше, причем доходы его должны были неизбежно возрасти по мере увеличения клиентуры. Тамара уже поговаривала о том, что им давно пора переехать из квартиры в собственный дом с двориком, где Джон мог бы играть.
— В Бруклин или Куинс, — предлагала она.
— Посмотрим, — отделывался односложными ответами Левон.
Джону исполнилось всего шесть недель от роду, и он пока еще не мог даже сидеть без поддержки, не говоря уже о том, чтобы играть во дворе. Самому же Левону нравилось жить на Манхэттене, и переезжать он не собирался.
Все свое время Тамара посвящала Джону. Казалось, иногда она даже забывала о существовании мужа и Анны. Тамара подолгу гуляла с малышом и приходила в восторг, когда прохожие заговаривали с ней, принимая ее за мать Джона. На вид ей никак нельзя было дать сорок шесть лет, она выглядела достаточно молодо для того, чтобы родить ребенка. У них с мужем случился жаркий спор, когда она захотела зарегистрировать Джона, указав Левона и себя в качестве его родителей.
— Он вполне может считаться нашим сыном, — обиженно надула губы Тамара, когда Левон заявил ей, что по всем законам именно Анна его мать. — Она не проявляет к нему ни малейшего интереса, даже не глядит в его сторону.
— Как знать, все может измениться, когда она станет старше, — холодно ответил Левон. — Это то же, что украсть ребенка другой женщины. И даже если Анне все равно, мы не сможем воспитать Джона в полном неведении. Рано или поздно, но нам придется рассказать ему, что не мы его родители. Это будет подлостью с нашей стороны — утаить от него правду, Тамара, — добавил он, смягчившись, когда заметил горькое разочарование на лице у жены.
Итак, Джон был зарегистрирован как сын Анны Мюррей по адресу Гранмерси-парк, а в графе «отец» стояло «неизвестен». Тамара спрятала свидетельство о рождении в ящик комода, где хранились все важные документы.
— Мы расскажем Джону обо всем, когда ему исполнится двадцать один год, — сказала она, — и будем надеяться, что он не узнает об этом раньше.
Время летело быстро. Левон посмотрел на часы, затем перевел взгляд на пончики на застекленной витрине и едва удержался от того, чтобы не купить еще один, последний. Прошло уже почти полчаса с тех пор, как он оставил Анну в обществе превосходно сложенной Пегги Перельман. Левон вышел из кондитерской и по узкой лестнице поднялся на второй этаж, где пианистка — крошечная пожилая женщина, которой положили на стул две подушечки, чтобы она доставала до клавиш, — наигрывала легкую мелодию. Услышав ее, Левон подавил нестерпимое желание прищелкнуть пальцами. Анна стояла в последнем ряду танцоров, отбивая чечетку ногами, обутыми в маленькие черные сапожки, с такой лихостью, словно занималась этим всю жизнь.
Пегги заметила Левона и подошла к нему, улыбаясь во весь рот. Схватив его за руку, она потащила его за собой в кухоньку, исполнявшую одновременно функции конторы, и громко крикнула ему на ухо:
— Ваша дочь — прирожденная танцовщица! Или она уже брала уроки раньше?
— Нет, насколько мне известно. Позвольте объяснить, — поспешно продолжал Левон, — Анна не моя дочь, а дочь моего близкого друга, ирландца по происхождению. Его жена умерла, и почти в то же самое время он обанкротился, вот он и отправил Анну к нам, чтобы мы — я и моя жена — присмотрели за ней. Ее зовут Анна Мюррей.
Ему пришлось состряпать удобоваримую ложь, но ведь как-то следовало объяснить ее ирландский акцент, тогда как сам он говорил с армянским. Пегги, похоже, либо не расслышала его, либо же не придала значения его словам.
— У нее есть чувство ритма, она хорошо двигается — можно подумать, что кости у нее резиновые, — а поет она вообще как ангел. Я с удовольствием приму ее, мистер Зариян. Все мои ученики талантливы, иначе я просто не бралась бы за них, но такие, как Анна, попадаются мне не чаще одного раза в год. Когда она сможет начать? — нетерпеливо поинтересовалась Пегги. — Ей еще предстоит научиться прыжкам, — добавила она, словно оправдываясь.
— Может быть, завтра? — Левон испытывал чувство гордости, словно и впрямь был отцом Анны.
— Завтра было бы отлично, но ей понадобится куча всякой всячины: туфли для балета и степа, трико, майки, шорты и юбки... Я дам вам список. Поезжайте к Амелии на Деланси-стрит, скажите, что вы от меня, и она сделает вам скидку.
— Я поеду к ней прямо сейчас.
К черту дела; если в его отсутствие к нему явятся новые клиенты, им придется прийти еще раз.
К Рождеству Левон нанял секретаршу и обзавелся телефонным аппаратом. Пожалуй, он затруднился бы сказать, что приводило его в больший восторг: возможность снять трубку и поговорить с любым человеком в этой восхитительной стране, у кого есть собственный телефон, или же наличие весьма эффектной мисс Эмили Лакруа, повелевать которой он мог по своему усмотрению. Мисс Эмили Лакруа, француженка по происхождению, отличалась безупречными манерами, безупречно владела навыками машинописи и обладала безупречным вкусом. Она сидела в углу комнаты в белой накрахмаленной блузке и строгой черной юбке, отвечая на звонки в дверь и по телефону, когда таковые случались. После Нового года Левон собирался переехать в новое, более просторное помещение, и там у мисс Лакруа должна была появиться собственная комната.
В сочельник он подарил ей коробку шоколадных конфет из «Дэйнтиз», расположенного на Пятой авеню, — этот магазин славился своими кондитерскими изделиями, а мисс Лакруа в ответ презентовала ему серый шелковый галстук из магазина мужской одежды в Сохо
[35]
. В полдень они обменялись рукопожатием, пожелали друг другу счастливого Рождества и она ушла, жуя на ходу шоколадку. Левон и сам собирался скоро уходить: они с Анной договорились заглянуть в «Мэйсиз», чтобы купить подарки Тамаре и самой Анне, хотя она об этом еще не знала. Он уже потянулся за своей шляпой и пальто, когда зазвонил телефон, отчего Левон едва не подпрыгнул на месте, — звук показался ему неожиданно громким и был слышен, наверное, во всем здании.
