– Покататься решили? – весело спросил Ромка. – И правильно. Сто пятьдесят гривен. Удовольствия гарантирую на сто пятьдесят процентов.
– Только сумку я у вас оставлю, можно? – спросила Алёна. – Пусть полежит, пока я буду рисковать жизнью.
– Без проблем, покараулим, у нас все оставляют, – сказал напарник. – А риска никакого, что вы, дама. Во‑первы́х, жилетка на вас будет спасительная. Во‑вто́рых, Ромка хоть и виражит по-страшному, а ниякому ще человику чи жинке не дал в море упасть.
Алёна так заслушалась его своеобразным говором, что с трудом одолела желание немедленно достать блокнот и занести эту красотищу на скрижали.
– Ничего, ничего. Сам уроню, сам и спасу! – сказал Ромка, очень ловко надел на Алёну «спасительную жилетку» и застегнул, исподтишка заглядывая в весьма глубокое декольте ее купальника. Когда Алёна перехватила его взгляд, глаза у Ромки были шкодливые до невозможности.
Алёна усмехнулась. На ее жизненном пути частенько встречался такой вот молодняк, который трэндал, как говорят в Одессе, в принципе все, что шевелится, но при этом испытывал неодолимую тягу к красивым взрослым и даже весьма взрослым дамам. Строго говоря, именно такой молодняк скрашивал одинокую и порой избыточно сублимированную в литературное творчество жизнь писательницы Дмитриевой, но сейчас тело ее слишком живо помнило ночь, проведенную с другим мужчиной, к тому же Ромке, при всей его молодой, сильной, броской и даже разухабистой привлекательности, было до загадочного, сдержанно-пылкого Арнольда как до Луны.
Ну да, ну да, именно этой сдержанностью, скрытностью и загадочностью он и манил ее… Много чего произошло между ними всего лишь за сутки знакомства, но Алёна понимала, что знает Арнольда ничуть не лучше, чем в первую минуту встречи в аэропорту, когда он стоял, сложив руки на груди, прислонившись к машине и светя во тьме южной ночи своей белокипенной рубашкой. Она-то открылась перед ним гораздо больше… странно, почему-то эта мысль вдруг страшно уязвила, унизила, даже испугала, и ослепительный день на мгновение померк…
Почему? Ах да, ведь Арнольд снова исчез, не взяв у нее телефон и не оставив свой номер. Конечно, он сто тысяч раз сказал, что они увидятся снова, но не сообщил, когда и где. С другой стороны, мужчина, который поднимается по гостиничным стенам легче, чем иные поднимаются по ступенькам, может появиться в любом месте и в любое время, так что, видимо, Алёне надо быть готовой к новым неожиданным свиданиям.
От этой мысли настроение сразу улучшилось, и она снова улыбнулась Ромке:
– Имей в виду, я практически не умею плавать. Эта штука в случае чего удержит на плаву мой немалый вес?
– Это мой любимый вес, – лихо улыбнулся Ромка. – Я дико завидую жилетке.
«Как бы я желал быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку!» – вспомнила Алёна бессмертную фразу и засмеялась.
– Пошли грузиться, – сказал Ромка, беря ее за руку. – Только ноги придется чуток намочить.
Он вбежал в волны, расталкивая их, и подтащил к самому берегу аквабайк. Протянул руку:
– Ну, вперед.
Алёна подала ему руку, вошла в воду по щиколотку – и чуть не закричала, такая она была студеная и жгучая.
«Но там же брызги будут! – сообразила она. – В море же еще холоднее! Куда я лезу?!»
Но было поздно. Ромка уже втащил ее на байк, велел надеть очки и спросил:
– Сами поведете?
Алёна судорожно покачала головой:
– Н‑нет уж, ты веди. А я б‑буду д‑держаться. Только п‑предупреждаю, мне ужасно ст-трашно и я б‑буду орать.
– Мне не привыкать! – хохотнул Ромка, вскочил на переднее сиденье, крутанул рукоятки – и Алёна в миг единый переместилась в некий иной мир, где ничего не было, кроме скорости, ветра, соленых брызг и проблесков слепящего солнца. Единственным напоминанием о покинутой реальности служила черно-желтая Ромкина спина, к которой Алёна отчаянно прижималась и обнимала так крепко, как не обнимала ни одного, самого любимого любовника, аж пальцы судорогой сводило. Себя она не чувствовала, вокруг была вода, везде, под ней было мокро, вся она уже была мокрая, иногда сине-зеленая тугая волна оказывалась прямо у глаз, иногда в глаза насмешливо таращилось огромное солнце, на виражах ее чуть не вышибало из седла, один раз почти вышибло, и Алёна заорала так, что Ромка, видимо, испугался и чуть снизил скорость: мир перестал плясать, прыгать, искажаться и слегка поуспокоился. Стало возможно разглядеть по отдельности солнце и небо, крутобокие волны рядом, море, море, море… дальние очертания берега, такие дальние, что Алёна снова чуть не заорала от страха, но все же гордыня на сей раз одолела, поэтому удалось спросить относительно спокойно:
– А мы не слишком далеко заехали?
– Да? – изумился Ромка. – Ну ничего, сейчас двинем обратно. Только еще чуток покатаемся.
И это все началось снова…
Тем временем всеподавляющий ужас исчез, и Алёна почувствовала, что ей нравится, отчаянно нравится это издевательство над собой, этот тренинг по изгонке бесов страха из души и тела. Вверх-вниз! И почти лечь на воду! И этот вираж, от которого перехватывает дыхание, – о, какое счастье! Это почти как танго, только круче виражи…
Но один бесенок страха все еще пищал панически где-то в желудке, и это жутко раздражало Алёну, это унижало ее в собственных глазах, а потому она прокричала в Ромкино ухо:
– Я хочу поменяться. Хочу за руль.
– Ага! – заорал он радостно. – Я же говорил, вам понравится!
И он легко соскользнул в воду, освободив Алёне место:
– Перебирайтесь вперед, только пока ничего не трогайте, никаких рукояток, лады?
– Не буду, – усмехнулась Алёна, сдвигая на лоб очки, чтобы не мешали, и только приподнялась, как Ромка восхищенно сказал:
– Ух ты, какая красивая яхта!
Алёна повернула голову.
О да… Белая яхта была прекрасна! Изящная, как акварель, и в то же время сильная, как дельфин. У самого борта на палубе стояли люди: двое мужчин в шортах и больших солнечных очках и девушка с длинными белыми развевающимися волосами, в белом парео, сползшем на бедра, и крошечном лифчике на пышной груди. Лицо ее тоже было наполовину прикрыто очками.
– Какие классные титьки… – восхищенно пробормотал Ромка, глазея на нее, но тут же спохватился и обернулся к Алёне с самой невинной улыбкой: – Я говорю, классная яхта, и название красивое, да?
– А как она называется? – без особого интереса спросила Алёна, елозя по сиденью, чтобы продвинуться вперед и с вернувшимся страхом ощущая, как качается байк.
Она бросила неосторожный взгляд на яхту, на борту которой было написано что-то неразборчиво, вроде «Uchan kalp», покачнулась – и байк накренился.
«Что я делаю, куда черт меня понес?! Надо вернуться на заднее сиденье. Пусть Ромка сам ведет!»
