— Вы прекрасно знаете, что добродетель Мадемуазель неприступна, и она все еще надеется выйти замуж за принца де Конде, когда его законная супруга наконец примет решение переселиться в мир иной. На крайний случай, она согласилась бы стать женой герцога Лотарингского. Но мы сейчас говорим об Окенкуре. Как видите, его идея родилась не сегодня. Ваша красота возродила к жизни его чудесный прожект, он приспособил его к злобе дня и очень им вдохновился.
— Иисус сладчайший! — воскликнула молодая женщина. — Да он же настоящий преступник! Он, видимо, забыл, что ни Перонн, ни Ам не его личная собственность!
— Так-то оно так, но причиной всему его испепеляющая ненависть к Мазарини. Сен-Форже недавно рассказывал моему племяннику, что на обеде в Сент-Убере у герцога де Шона, губернатора Пикардии, ваш воздыхатель позволял себе такие грубые выражения по отношения к кардиналу, какие и повторить невозможно.
— Но мне-то что делать во всей этой истории? — простонала, чуть не плача, Изабель.
— Думаю, что вы попросите д’Окенкура написать письмо, в котором он заявит о своей готовности оказать какие угодно услуги вам и господину принцу. Это письмо вы отправите принцу тем путем, каким отправляете обычно письма, но сделав приписку собственной рукой и сообщив о бесчестном характере предложений маршала. А потом посмотрите, что из этого выйдет.
— Ни за что на свете я не стану пособницей Конде в завоевании Франции! Да, я очень хочу, чтобы он вернулся! Хочу, чтобы он был прощен и вновь занял место, достойное своей славы! Хочу! Но не таким путем!
— Ваша приписка откроет принцу глаза на тех людей, которые спешат к нему, предлагая оказать услуги.
Изабель последовала совету старшей подруги и получила от маршала письмо, подчеркнув, что ее оно ни к чему не обязывает, она ничего не обещает и не берет на себя никаких обязательств. Маршал продолжал свои любовные излияния, украшая их театральными жестами, но Изабель его не слушала. Письмо отправилось в Брюссель. Изабель с немалым интересом стала ждать на него ответа.
Однако реакция принца де Конде оказалась вовсе не такой, как ожидали обе женщины. Принц уже успел убедиться в скаредности и ненадежности своих союзников и передал письмо непосредственно графу де Фуенсальданья, главнокомандующему испанскими войсками во Фландрии, а тот имел неосторожность доверить его своему секретарю, который был шпионом Мазарини. Не прошло и нескольких дней, как пресловутое письмо лежало на столе кардинала.
Надо сказать, что оно не произвело на него большого впечатления, он прекрасно знал, что испанцы в данный момент не готовы вкладывать большие деньги в войну. Он призвал к себе д’Окенкура, но вместо того, чтобы отправить его прямиком в Бастилию, пожурил по-отечески за заигрывания с врагом, после чего предался воспоминаниям о славных заслугах маршала перед Францией, и вспоминал так прочувствованно, что оба они растрогались до слез. После чувствительной сцены маршал поклялся в неизбывной преданности короне и был отпущен.
Секретаря-шпиона в то же самое время подвергли допросу с пристрастием. От него добивались сведений о том, что происходило на самом деле и что задумывалось, и добивались так старательно, что бедный секретарь умер.
Изабель ни о чем подобном не подозревала и ни о чем не тревожилась. Д’Окенкур исчез с ее горизонта, и она этому очень обрадовалась. Зато Мазарини о ней не забыл и приказал аббату Фуке следить за герцогиней с особой пристальностью.
Аббат, еще более влюбленный, чем когда бы то ни было, ограничивался до сих пор тем, что наблюдал за домом герцогини, не показываясь ей на глаза. Но Изабель уехала в Мелло, затруднив тем самым аббату задачу. В Париже ему не трудно было замешаться в толпе, сделаться незаметным, и он наблюдал за своей добычей с самого близкого расстояния. В Мелло было все по-другому — мало того, что замок стоял на возвышении, что давало возможность наблюдать за окрестностями, еще и Бастий, наделенный геркулесовой силой, бдительно следил за всеми к нему подступами.
Базиль Фуке поселился в небольшой харчевне неподалеку от замка и нанял людей, которых стал посылать туда под разными предлогами за разными надобностями. Таким образом, он выяснил, что два гонца поочередно и регулярно ездят из Мелло в Брюссель и обратно. Одного из них, некоего Шерона, схватили, но очень быстро с извинениями отпустили. За это недолгое время письмо, которое он вез госпоже де Шатильон, успели переписать. Послание было зашифровано, но прочитать его не составило труда. Впрочем, и содержание было весьма незамысловато: сообщение о визите аббата Виоле, брата президента парламента, преданного интересам де Конде и симпатизирующего Изабель.
Вышеупомянутый аббат — который вряд ли был большим католиком, чем аббат Базиль, и ничуть не меньше него любил ухаживать за дамами — жил в Париже, поэтому организовать за ним слежку не составило никакого труда. В тот день, когда он отправился с визитом в Мелло, Фуке устроил у него обыск. Кардинал даже дал ему приказ арестовать аббата по возвращении, но письма, которые он нашел у Виоле, погрузили его в мечтания и вот, что он написал Его Преосвященству.
«Согласно пожеланию Вашего Преосвященства, аббат Виоле был арестован, и его бумаги мы забрали с собой. Все письма, которые мы у него нашли, были от госпожи де Лонгвиль, и все они свидетельствуют об одном: она страстно желает служить господину принцу и не менее страстно стремится погубить госпожу де Шатильон, уронив ее в глазах брата».
Неожиданное вмешательство госпожи де Лонгвиль в дела ее брата создало новые затруднения для аббата Фуке. Затруднения были следующего рода. Не было сомнений, что госпожа де Лонгвиль намерена наконец оставить Бордо и воссоединиться с братом, а затем любыми правдами и неправдами расправиться с Изабель. Проще всего было вновь возродить заговор с отравлением Мазарини и втянуть в него Изабель и ее друзей англичан, тем более что переписка ее с де Конде не прекращалась…
Однако в планы аббата Фуке не входила казнь на эшафоте той, кого он так страстно желал. Он хотел, чтобы она оказалась в полной от него зависимости и стала его любовницей. Страсти такого рода не смягчает нежность. Тем труднее переносить неутолимое желание.
Между тем аббат Фуке, а значит, и Мазарини, узнали, что переговоры между маршалом д’Окенкуром и графом де Фуенсальданья возобновились вновь. Испанец уже отправил во Францию монаха Арнольфини, своего тайного политического агента, к чьим услугам обычно прибегал при ведении особо деликатных дел.
На этот раз кардинал встревожился. Если крепости Перонн и Ам сдадутся Испании, судьба Франции окажется под угрозой. Время было упущено. Вот-вот наступит зима, а большая часть армии сосредоточена в Пикардии. Мазарини при посредстве королевы отдал приказание Николя Фуке, главному прокурору, уже исполнявшему обязанности суперинтенданта финансов, срочно отправить шестьсот тысяч ливров на нужды армии. И одновременно отправил к маршалу герцога де Навая. Де Навай был в дружеских отношениях с д’Окенкуром и должен был ему объяснить, что адские муки для него не за горами.
А д’Окенкур после небольшого любовного приключения с цыганкой по имени Лоанс вновь зачастил в Мелло и возобновил ухаживания за Изабель. Однако Изабель боялась его теперь, как огня, отклоняла его визиты под всевозможными предлогами, и он видел обычно Агату, а не хозяйку замка.
