Домой Снегирева возвращалась в одиночестве. Света поймала машину, хотя ходьбы до того дома, в котором она теперь жила, было минут пятнадцать. В общем, одна троллейбусная остановка.
5
Этим же вечером Снегирева получила ответ от Игрека.
«Галя, здравствуй! Только вечером (около восьми) я решил проверить почту. Вот такой я болван. Иначе ответил бы на твое письмо раньше. Вот написал эти строчки, а что писать дальше, не знаю…» На этом месте сердце Снегиревой забилось тревожно и неровно: «Почему он не знает, о чем писать дальше? Значит, ему не понравилось стихотворение, и он боится меня расстроить и обидеть». Но все же, поборов себя, она продолжила чтение:
«Ты, конечно, понимаешь, что я получаю много писем, и почти в каждом из них стихи или рассказы. Больше всего я боюсь сейчас, что ты решишь, что я будто бы хочу тебя успокоить. Поверь, это совершенно не так. У меня нет, понимаешь, нет повода, успокаивать тебя…
Начну с главного, со стихов. И опять пишу это и боюсь, что ты подумаешь, что… Словом, думай как хочешь, но стихотворение твое мне очень понравилось…»
Дойдя до этой строчки, Галя вдруг почувствовала, как на нее свалилось такое облегчение, такая радостная тяжесть, что слезы сами собой брызнули из ее глаз. Да, да, именно так. И не думайте, что в словах «тяжесть» и «облегчение» заключено противоречие. Нет, оно, конечно, может быть, и заключено в них, только вся наша жизнь состоит из противоречий. И чувства, которые, казалось бы, несовместимы, вполне нормально существуют вместе и даже дополняют друг друга. И друг без друга порой и не могут вовсе.
«Стихотворение ему понравилось! Понравилось!» – как заклинание повторяла про себя Снегирева, размазывая по щекам слезы и вытирая глаза. Она не стала бы этого делать, но сквозь слезы плохо различались буквы, а ей нужно было видеть каждую. Игрек не написал, что она бездарь! Он написал, что сожалеет, что так поздно открыл почту…
«В этом стихотворении есть все, что, на мой взгляд, отличает хорошие стихи от плохих, – продолжал Игрек. – Порыв, подлинность чувств, неожиданный финал. Единственное, к чему я мог бы придраться, это к технике письма. К самим рифмам, если быть наиболее точным. Но поскольку это ваш (твой?) первый опыт…»
– «Твой», конечно, «твой»! Называй меня на «ты», Игрек! – вслух попросила Галя.
И снова ее глаза забегали по строчкам.
«… Разговор о технике письма я считаю более чем преждевременным. И опять ругаю себя за то, что заикнулся о каких-то рифмах.
Тебе обязательно надо писать, Галя! И чем больше, тем лучше. Я уже слышу твои возражения, дескать, творческий процесс неуправляем, и вдохновение – вещь капризная, никогда не знаешь, когда оно тебя посетит…»
Вообще-то Галя, читая эти строчки, ничего такого про вдохновение не думала. Но если Игрек считает, что она должна так думать, что ж, она готова…
«Но, знаешь, вот я уже пять лет пишу и стихи, и прозу и понял, что это не совсем так. (Насчет вдохновения и процесса.) Очень даже хорошо он управляем, творческий процесс! Но понимание таких вещей приходит с опытом. А еще очень важно, чтобы тебя окружали люди, которым и ты, и все, что ты делаешь и пишешь, не безразлично. Мне с такими людьми повезло. (Об этом, кажется, написано в моем письме на сайте.) Всей душой желаю, чтобы у тебя тоже появились настоящие, близкие тебе по духу друзья. Хотя бы один…»
Прочитав эти слова – «хотя бы один», Снегирева почувствовала, как внутри что-то оборвалось, а потом сладко защемило. Ощущение было настолько неожиданным и приятным, что Галя даже на секунду отвела взгляд от монитора и посмотрела в окно.
Там, за окном, кружили две огромные птицы. Это были вороны. Одна, как показалось Гале, пыталась догнать другую. Но даже эти прозаические и совсем неромантичные птицы и их совершенно лишенный грациозности полет показались девушке такими необыкновенно красивыми, что она даже вздохнула, подперев кулаком щеку. Засмотревшись на птиц, Галя не заметила, как предалась мечтам.
…И вот уже не пара серых ворон виделась ей за окном, а она сама, летящая по весеннему небу в легком голубом, под цвет облаков, платье, а за ней (она знала это, хоть и не оглядывалась) парил Игрек. Почему-то в ее фантазиях он был одет в обычный спортивный костюм, а к обеим его ногам были привязаны огромные гири, которые тянули его вниз. Галя же смеялась и кричала, не оборачиваясь:
«Да отвяжи ты их! Полетели!»
«Я не могу, – грустно отзывался Игрек. – Лети одна. Нам все равно не по пути».
И тут она обернулась. И первое, что ее поразило, были его глаза – огромные, влажные и блестящие… А главное, они были такие добрые, что, казалось, могли понять и простить всех людей на свете, даже злодеев и убийц. Такие глаза Галина только на иконах видела. Цвета они были темно-коричневого и казались бархатными, а ресницы – черные и густые-прегустые. В общем, чудо какое-то, а не глаза!…
Галина вздрогнула, перевела взгляд на монитор и вернулась мыслями к письму.
«Хотя бы один, – прочитала она снова. – Только не подумай, что я намекаю на себя. Со мной все обстоит совсем не просто. Не пугайся. Надеюсь, скоро ты поймешь, что я имею в виду.
Да! Как же я мог забыть?! Ну вот, а кто-то еще говорит, что я не болван! Ты же хотела знать мое настоящее имя! Меня зовут Игорь. Теперь ты, наверное, понимаешь, откуда взялся этот Игрек? Все очень просто. Друзья называют меня Игорек, и я лишь немного изменил это ласковое имя и получил загадочного мистера Игрека! Вот и вся история с моим ником. Я и сам не сторонник всех этих дел, но друзья убедили, что в Нете, дескать, так надо, принято, и все такое…
Возможно, я сейчас очень сильно тебя удивлю, но, прочитав твое письмо и стихотворение, я очень захотел с тобой познакомиться. Увидеть тебя… Хочу этого ужасно и одновременно так же ужасно боюсь. А если это когда-нибудь случится, ты поймешь почему… Все, об этом больше ни слова! На всякий случай посылаю тебе свой телефон. Жду твоих новых стихов. И не вздумай прекращать писать! Поверь в себя!»
Далее шел номер телефона и подпись: «Игорь».
6
Встревоженная и счастливая, Галя кинулась, опрокинув стул, к телефону. Она даже не вышла из Интернета, хотя обычно, едва получив письмо, разъединялась, чтобы спокойно, уже не спеша, его прочитать. Но теперь она не думала ни о том, сколько уже бесполезно потрачено времени в сети, ни сколько еще его уйдет. Галя уже набирала телефон Игоря. Она только один раз пробежалась глазами по цифрам, которые были указаны в письме, но уже наизусть помнила их. И знала, что запомнила этот телефон на всю жизнь.
Вообще-то она очень плохо запоминала цифры, помнила только рабочие телефоны родителей… Хотя чьи еще телефоны ей помнить? Даже записная книжка служила ей для рисунков, изображающих профили сказочных принцесс вперемешку с розочками, а с недавнего времени в ней еще появились и перечеркнутые, неразборчивые, корявые и как будто спешащие куда-то строчки. То были самые сокровенные Галины мысли и оборванные строки будущих стихов. Но о том, что этим строчкам суждено скоро сложиться в строфы, а затем и в целые стихотворения, не знал пока никто, даже сама Галя…
