Я, не перебивая, слушал Ольгу, а та тараторила без умолку.
…Вилкина приехала к забытой ею подруге, рассказала все, в том числе и про свою болезнь, и огорошила Олю заявлением:
– Хочу оформить тебе дарственную на квартиру, а то жилплощадь, когда я умру, отойдет государству.
Оля пришла в ужас.
– Не говори так! Ты поправишься!
Ирина обняла подругу, с которой некогда жила в детдоме в одной комнате.
– Давай поступим так. Сходим к нотариусу, я подпишу все бумаги, но ты получишь квартиру, если со мной случится плохое. Денег у меня сейчас совсем нет, я нищая, поэтому новое жилье буду сдавать, сама останусь жить в бараке, пока его не снесут. Потом посмотрим, что делать. Ты только пообещай, что за квартиру будешь за мной ухаживать, когда я слягу. А если умру, похоронишь по-человечески. Так что небесплатно тебе новое жилье достанется. Это для моего спокойствия. Пожалуйста, не возражай, мне нельзя нервничать. Я завтра уеду в Балуево, ты не волнуйся, если на некоторое время пропаду из вида.
– Зачем тебе туда? – поразилась Оля.
– Хочу посмотреть на места, где была беспредельно счастлива, – пояснила Ира. – Врач посоветовал: «Вам нужны положительные эмоции, они продляют жизнь». Как вернусь, сразу тебе позвоню.
Глава 9
– Ирина не думала о суициде? – спросил я.
Ольга заерзала на стуле.
– Ну… пару раз сказала, что лучше самой на тот свет уйти, чем от боли мучиться.
Я подлил ей в чашку чаю.
– Но ведь Ира была верующей, а самоубийство – большой грех.
– Из чего вы сделали вывод про религиозность Вилкиной? – удивилась Оля. – Нет, она не ходила в церковь.
– Среди ее вещей нашли несколько книг божественного содержания, – пояснил я. – И еще золотой крестик на цепочке, который…
Я быстро проглотил окончание фразы: «висел на шее трупа» и соврал:
– Лежал на тумбочке.
Девушка потянулась к пирожному.
– А‑а‑а… Иришка в последнее время подрядилась религиозную литературу раздавать. Не знаю как, но она эту работу нашла в каком-то центре, не в храме. Им там нужны молодые люди, распространяющие издания. Вилкина ходила по институтам, школам, вручала девчонкам и парням брошюрки, а вместе с ними приглашение на дискотеку.
– На танцы? – удивился я.
Оля поморщилась.
– Думаю, там какая-то секта, куда заманивают новых членов. А как ребят зазвать? Вот и устраивают бесплатные вечеринки. Кто-то разок придет и больше не появится, а другому понравится, станет постоянным посетителем, не заметит, как в секту вступит, все деньги в их кассу попрет.
Светлова обхватила чашку ладонями, сказав:
– Что-то холодно стало… А почему вы Ирой интересуетесь? Что с ней случилось? Зачем в ее комнате рылись?
Я ожидал, что Ольга задаст эти вопросы сразу, подойдя к столику в кафе, и заранее заготовил ответ.
– В доме под снос обнаружили мертвого человека.
Собеседница зажала рот рукой.
– Ой!
– К сожалению, пока личность самоубийцы не установлена, – осторожно сказал я.
– Почему? – удивилась Светлова. – В телесериалах показывают, что это просто сделать – пальцы краской мажут…
Рассказывать ей о том, в каком состоянии находятся останки, категорически нельзя.
– Верно, – согласился я, – но папиллярные узоры надо сравнить с Ириными, а у нее никогда не брали отпечатки.
Ольга опустила глаза.
– Значит, нельзя понять, кто мертвец… Мне же надо вам всю правду рассказать?
– Желательно, – кивнул я.
И услышал неожиданное:
– Ирина мне квартиру отдала из-за сектантов, которые сначала ее в свою паутину заманили. Они же там все ласковые, душевные. В общем, слушайте дальше…
Вилкина стала книги раздавать, и пару недель ей за это платили. А потом спросили:
– Почему ты такая бледная? Пойди выпей в нашем буфете чайку, съешь бутербродов с сыром. Денег за еду не надо платить.
Ира приняла приглашение. К ней за столик подсела тетка лет пятидесяти, завела разговор, и девушка сама не поняла, как все-все ей растрепала – про свою болезнь, про новую квартиру. И Вилкину взяли в оборот. Сначала любовью окутали, кормили-поили бесплатно, затем стали какие-то микстуры давать, пугать принялись:
– Если умрешь, кто тебя похоронит по-человечески? Кто поминки устроит? Отпиши нам свою новую жилплощадь, мы ее потом продадим, деньги на памятник тебе истратим, молиться будем за твою душу.
Вот тут до Ирины дошло, что к чему. Она перестала ходить в секту, но ласковые люди от нее не отставали. Тогда Вилкина подарила однушку Светловой, а сектантам заявила:
– Все, нет квартирки.
И уехала в Балуево, подальше от уродов, ну и заодно на родные места поглядеть…
– Вот как все было, – закончила повествование Ольга.
– Помните название той организации? – спросил я.
– Нет, она его не упоминала, – вздохнула собеседница.
– А где их офис?
– Понятия не имею.
– Имя кого-нибудь из руководителей секты знаете?
Светлова схватила очередную бумажную салфетку и приложила ее к глазам.
– К сожалению, нет. Ирка ничего-ничего мне о секте не сообщила, кроме того, что порвала с ней и хочет временно в Балуеве заховаться. Мол, боится, что главари ее найдут и отомстят, что однушку не получили. Думаю, в доме другая девушка умерла. И крестик точно не Иркин. Вы на него внимания не обращайте, лучше выбросьте побыстрее – плохая примета чужой крест трогать. Да-да, прямо сегодня вышвырните! Иришка в бога не верила. Как же тяжело жить, когда рядом родного человека нет… Ой, плохо, что мы с ней одни-одинешеньки на свете…
– У Вилкиной есть брат, – напомнил я. И поправился: – Вернее, он не совсем брат, но Ира его таковым считала.
Светлова кивнула.
– Слышала про него, но они ведь не общались.
Я колебался пару мгновений и сказал правду:
– Ирина приезжала ко мне с просьбой найти Константина Ерофеевича Вилкина, внука своего отца от первого брака.
Оля разинула рот.
– Даже так? А мне ничего про это не сказала. О брате она в детстве всего один раз упомянула, когда только в интернат попала, сообщила, что ее родители погибли, а Костя учиться уехал. Я ей посоветовала: «Попроси Марию Алексеевну с твоим братом связаться. Он навещать тебя станет, может, к себе возьмет. Но Ира ответила: «Мы с ним не дружили, он старше, да и не брат мне, а внук папы от другой жены. Не хочу его никогда видеть и говорить о нем не желаю». Я поняла, что ей почему-то неприятно вспоминать Костю, и мы о его существовании забыли. Белкина о нем тоже помалкивала, хотя Мария Алексеевна всегда родню детдомовцев искала.
