– Но у нас нет ванны, – сказала Оля. – У нас только баня и душ.
– Деточка, ты ещё слишком мала, чтобы разбираться в подобных вещах, – ответила Чемодановна.
При этих словах стенка за её спиной раздвинулась, и глазам ошарашенных Прикольских с Изольдой Тихоновной предстала мраморная ванна на позолоченных львиных ножках. Ванна зарычала и сама собой начала наполняться.
– Аудиенция окончена. Всем спать, – позёвывая, сказала Чемодановна. – Борис, Ольга, марш в кровати.
– А как же чемодан? – разочарованно спросил Боря. Он так надеялся заглянуть внутрь!
Глаза Чемодановны предупреждающе сверкнули – и этого было вполне достаточно, чтобы Прикольские моментально покинули комнату. А Изольда Тихоновна легла спать, так и не вызвав полицейских с собаками.
Кстати, никакого паспорта у папы в шкафу на третьей полке сверху не оказалось.
Глава 3
Отравленные пирожные
А на следующий день за завтраком кое-что произошло.
Завтракали молча: так у Прикольских было заведено. Вернее, так завелось с появлением в доме Кикиморы. Её любимое выражение было «когда я ем, я глух и нем». И ещё: «Когда я играю, я глух и нем. Когда я гуляю, я глух и нем. Когда я учу уроки, я глух и нем…» Ну, вы поняли. Изольда Тихоновна вообще не любила, когда дети разговаривают. Она любила, когда они, наоборот, молчат.
– Дети должны побольше слушать и поменьше болтать, – часто повторяла Кикиморова, покрывая свои длинные ногти красным лаком.
Однако на этот раз Оле с Борей помалкивать не пришлось. Потому что, когда папа намазывал третий тост вареньем, мама заваривала вторую чашечку кофе, а Изольда Тихоновна пила кефирный гриб, на пороге кухни появилась…
…Чемодановна!
Да, именно так – с красной строки, многоточием спереди и восклицательным знаком сзади. Чемодановна вообще любила эффектные появления, как вы уже догадались.
На этот раз на ней не было пижамы и полосатого халата. Зато на голове у неё красовалась высокая малиновая причёска в форме дома – с дверями и окнами. Одета Чемодановна была в розовый спортивный костюм и туфли на каблуках. Причём Оля могла бы поклясться, что это мамины туфли. А костюм – её собственный! В котором Оля ходит на физкультуру! Только он каким-то непонятным образом налез на Чемодановну и даже не разошёлся по швам.
При виде Чемодановны папа пошатнулся на стуле и уронил на пол тост. Честно говоря, он сначала очень обрадовался, когда не увидел вчерашнюю ночную гостью за кухонным столом. И даже решил, что она ему приснилась в кошмаре.
Изольда Тихоновна тоже отреагировала на Чемодановну неадекватно. Она поперхнулась кефирным грибом и выплюнула его прямо в папу. Оля же и Боря, наоборот, заметно повеселели, когда увидели Чемодановну. Но на всякий случай они решили скрыть это от окружающих. Как ни в чём не бывало дети продолжили ковыряться в остывшей каше.
Но самая странная реакция на появление этой пожилой женщины была у мамы. И даже не потому, что мама видела её впервые, а совсем наоборот. Ведь именно мама, прекрасная Шурочка Николаевна, знала Чемодановну лучше всех остальных членов семьи. Мама знала её лучше, чем кто бы то ни было в этом безумном мире. Мама знала её, можно сказать, вдоль и поперёк, как облупленную, как свои пять пальцев! Поэтому при виде Чемодановны не папа и не Боря с Олей полезли под стол, а именно мама. Прямо с кофейной чашкой в зубах!
– Мам, ты чего? – Близнецы заглянули к ней под стол.
– Тсс, – сказала мама, выплюнув чашку, прижав палец к губам и сделав страшные глаза. – Меня тут нет. Совсем. Вы меня поняли?
– Шурка, вылезай сейчас же! – прогромыхала Чемодановна, с грохотом усаживаясь во главу стола (на бывшее мамино место). – Я всё вижу, между прочим! Я не глухая!
Прикольские молча переглянулись с Изольдой Тихоновной. «ШУРКА»?!
Но мама сидела под столом, как мышь. На что она, интересно, надеялась? Может, на то, что Чемодановна каким-нибудь чудесным образом испарится отсюда? Например, просочится обратно через дырочку?
Но ничего подобного не произошло. Как ни в чём не бывало Чемодановна принялась накладывать себе в тарелку еду. Причём это была какая-то странная еда. Это была еда совсем не из скромного рациона Прикольских, который ограничивался скучными тостами, надоевшими хлопьями и опостылевшей кашей с комками. Эта была еда из витрины кондитерской (на углу Тополиной и Розмариновой)! Еда, которую Оля с Борей могли поглощать круглые сутки, если бы их родители могли себе это позволить. В тарелке Чемодановны одно за другим, как из воздуха, появлялись пирожные, кексы, булочки с сахаром и изюмом, куски шоколадного и лимонного торта, маффины, пирожки с вареньем, ватрушки, расстегаи, творожные калачи – словом, всё то, от чего изо рта у нас с вами текут слюнки и что так замечательно есть на завтрак, запивая газировкой или в крайнем случае апельсиновым соком.
– Что вы на меня уставились? – спросила у близнецов Чемодановна. – Пирожных никогда не видели? – С этими словами она отправила в рот сразу десять корзиночек с кремом! Целых десять. Боря не даст нам соврать: он посчитал!
Близнецы сглотнули голодную слюну и с отвращением посмотрели на остывшую кашу.
– У вас, может, рук нет? – спросила Чемодановна. – Или рты не работают?
– Работают, – сказал Боря.
– Ещё как! – подтвердила Оля и в доказательство поклацала немного зубами.
– Ах, вот оно что! – изумилась Чемодановна. – Другими словами, свежайшим шоколадным пирожным, испечённым самим маэстро Кулинарди, вы предпочитаете мерзкую холодную кашу, сваренную Кикиморой на воде, без добавления даже кусочка масла и ложечки сахара?
– Меня зовут Изольда Тихоновна! Я вас попрошу! – покраснела от злости Изольда Тихоновна, почти сливаясь с велюровым костюмом.
Но Чемодановна опять сказала ей «цыц» и больше ничего.
– Нет, мы не предпочитаем! – стали оправдываться близнецы. – Совсем даже не предпочитаем!
– В таком случае остаётся два варианта: у вас жутко болят зубы или вы попросту стесняетесь, – заключила Чемодановна.
– Зубы у нас в порядке, – сказала Оля. – Просто каша полезная, а пирожные…
– Это яд! – закончила за неё Изольда Тихоновна и с силой погладила Олю по голове в знак всемерного одобрения.
– Правда? – удивилась Чемодановна. – Впервые об этом слышу.
Она вдруг побледнела, потом побагровела, потом пошла мелким зелёным горошком, потом схватилась за горло и закашлялась так, что в буфете задрожали зеркала.
