Но Стэнли не шевельнулся:
– Ты врешь.
И она действительно врала, потому что… Потому что не все ему нужно знать. Да, она, Григорий Шехтер и Виктор Рудых спрятали все ювелирные изделия, которые «грабители» вынесли из ее магазина. Но зачем Стэнли знать об этом?
Тело Валенсии нетерпеливой аркой поднялось в постели, а рука чуть разжалась и кольцом ее тонких и теплых пальцев мягко поползла вверх по его вздыбленному Корню. Стэнли не выдержал этой пытки, подвел мощную руку под ее поднятую поясницу и одним рывком бросил ее на себя. Она рассмеялась вслух, развернулась на сто восемьдесят градусов и, дразня его, в одно касание тронула его Корень своими уже открытыми вагинальными губами.
За широким окном, смотрящим в ночь, ледяная январская метель металась по нью-йоркским улицам и ревниво швыряла в их окно пригоршнями сухого жесткого снега. Но они уже ничего не слышали, кроме самих себя.
3
А потом пришла весна 2013 года, Барак Обама остался в Белом доме, и огорченные республиканцы во главе с Джоном Бейнером стали блокировать его миллиардные расходы на государственные программы, которые загоняли Америку в катастрофический дефицит бюджета. Вся страна следила за этим политическим телешоу, поскольку уже полстраны жили на пособия по безработице и другие государственные субсидии, а полстраны платили за это.
Пятого марта умер Уго Чавес, и Венесуэла прекратила поддерживать Кубу ежегодными субсидиями в пять миллиардов долларов.
В апреле на Бостонском марафоне братья Царнаевы взорвали две бомбы, а в Техасе началась «сланцевая революция».
Затем тропический шторм «Карен» обрушился на Луизиану, Миссисипи, Алабаму и Флориду и остановил добычу американской нефти и газа, жуткая засуха и пожары стали жечь Калифорнию, а шестнадцатидневный шатдаун, запрет на правительственные расходы, оставил без зарплаты восемьсот тысяч человек.
Но все это не касалось Валенсии и Стэнли. Они уже обитали на юге Манхэттена в дорогом Бэттери-Парк-Сити с окнами на Гудзон и статую Свободы и по утрам вдвоем бегали вдоль реки по Эспланаде и Саус-Коув-парк. Стэнли окончательно переехал из Бостона в Нью-Йорк, переучился на брокера и открыл свою брокерскую контору «The Jewish Religious Forex Brokerage Co», «Еврейскую религиозную брокерскую компанию». «Понимаешь, – объяснил он Валенсии, когда она удивленно сказала, что в Нью-Йорке тысячи брокерских компаний, зачем еще одна. – Брокерских компаний тыщи, но такой нет ни одной. Я поехал в Бруклин, в любавическую синагогу и сказал раввину: «Ребе, по договору с Господом мы должны с каждой прибыли десять процентов отдавать бедным. А я клянусь памятью моего дедушки Хаима, пусть ему будет покой на том свете, что буду отдавать вашей синагоге пятнадцать процентов от всех доходов с тех денег, которые мне, как брокеру, доверят члены вашей синагоги. Вы меня хорошо поняли, ребе?» И знаешь, он меня так хорошо понял, что ко мне теперь каждый день приходят по три, а то и по пять клиентов! Конечно, отныне на каждый шабат я должен быть в этой синагоге на Кингстон-авеню и молиться со всеми, чтобы все меня видели и знали, что я свой. Но зато скоро все деньги Бруклина будут в моей компании!»
Старик Бронштейн, отец Стэнли, радовался неожиданному постоянству сына и уже рассчитывал на скорое появление внуков, но Валенсия не оправдывала его надежд, она по-прежнему принимала противозачаточные. Зато ее школа работала так успешно, что даже в августовскую жару они со Стэнли могли отлучаться из Нью-Йорка только по выходным куда-нибудь не дальше Лонг-Айленда. Но самое главное – закончившие ее школу «пираньи» делали большие успехи, причем, к изумлению Валенсии и Стэнли, часть из них ушла на государственную службу и сделала там даже бо́льшие карьерные взлеты, чем их товарки на Уолл-стрит. Впрочем, этому нашлось объяснение. Все талантливые соросы и баффетты – трудоголики, они живут на бирже, а если порой и спят дома, то не столько с женами, сколько все равно с биржевыми курсами валют, котировками акций, фьючерсами, опционами и индексами Nasdaq, Forex и Dow Jones. «Делать деньги – это тоже творчество!» – говорят они, и нужно приложить какие-то неимоверные усилия, чтобы отвлечь их от этого наркотика. Но, даже уложив их в постель, вы не можете быть уверены, что, занимаясь сексом, они не думают об акциях, голубых фишках и ПИФах. А вот с чиновниками все наоборот. Мало того, что они работают строго с девяти утра до пяти вечера, так они и в рабочее время больше думают о сексе, чем о работе. Причем чем выше чиновник, тем больше у него свободного времени подумать кого, где, когда и как. А потому хваткие выпускницы «Маленькой школы интима» стали очень быстро взбираться по карьерным лестницам в Министерстве финансов, Министерстве труда и даже в Пентагоне…
Правда, небо не бывает безоблачным постоянно, жизнь вообще очень редко дает нам расслабиться. Прекрасным сентябрьским утром, когда, пробежавшись по желтеющему осеннему Бэттери-парку, Валенсия и Стэнли вернулись в свой элитный дом, дежурная консьержка Исидора, сорокалетняя мулатка с вытравленными до желтизны волосами, оторвалась от очередного любовного романа и показала им глазами на мужчину, сидевшего в кресле в углу просторного мраморного вестибюля.
– Вас ждут…
– Нас? – удивилась Валенсия.
И только приблизившись к неожиданному визитеру, они узнали его – Рич Куммер, детектив 117-го полицейского участка. У Валенсии снова, как когда-то в Принстоне, похолодел низ живота. Неужели Виктор Рудых или Григорий Шехтер попались на чем-то и раскололись? Или еще хуже – вновь кого-то грабанули?
Дождавшись, когда Стэнли и Валенсия приблизятся, Рич Куммер поднялся им навстречу. С тех пор как случилось ограбление ювелирного магазина «Солнечный ветер», прошло больше года, и за это время он еще больше располнел, серый деловой пиджак уже не застегивался на его пивном животе. Да и седые волосы, ниспадающие за уши, требовали стрижки.
– Доброе утро, – сказал он, не дождавшись их приветствия.
– Это как посмотреть, – усмехнулся Стэнли.
– Извините, не понял… – произнес Куммер.
– Ну, если утро начинается с визита полицейского детектива, то еще вопрос, доброе ли оно, – объяснил Стэнли. – Чем мы можем вам помочь?
– Мы будем здесь разговаривать, или вы пригласите меня к себе?
– Можем разговаривать на веранде, – сухо произнесла Валенсия, вынимая из ушей провода от наушников к айфону, укрепленному на поясе. И кивнула на ту часть вестибюля, которая выходила на широкую веранду с полосатым брезентовым навесом, столиками и шезлонгами.
Это было любимое место обитателей их дома, весной, летом и осенью здесь можно часами загорать, читать или просто сидеть с выпивкой, любуясь проплывающими по Гудзону парусными яхтами и туристическими катерами, направляющимися к статуе Свободы и обратно. Но сейчас было 7.30 утра, на веранде еще не было ни души.
– Итак? – сказала Валенсия, когда они сели в тени брезентового навеса.
– Итак, мисс Арден, – сказал Рич Куммер, явно недовольный тем, что ему не удалось увидеть их квартиру в этом знаменитом своей дороговизной Бэттери-Парк-Сити. – Год назад я закрыл ваше дело, тогда оно показалось мне чистым. Но теперь выясняется, что жертва ограбления, которая получила со страховки триста двадцать тысяч баксов, и страховой агент, который застраховал ее на эту сумму, живут вместе, как счастливые любовники, и не в самом бедном районе. Я думаю, тут пахнет сговором. Что вы скажете?
