– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Сдобсен.
Никто ничего не понимал. Все поэтому молчали.
– Мой старый добрый сосед, – сказала Октава, – позволь поцеловать тебя. И пригласить утром на завтрак.
– Она влюблена, – объяснил Сдобсен, – в этом всё дело. Она тоскует по своему любимому.
– Нет, – ответила Октава. – Я больше не влюблена, всё прошло. И я хочу отпраздновать это с тобой вкусным парадным завтраком.
– Понятно, – как-то сник Сдобсен. – Значит, мне не надо больше поддерживать тебя?
– Не надо.
– Та-ак… – протянул Сдобсен. – Что ж, спасибо вам за всё, придётся мне уезжать за границу, раз здесь я никому не нужен.
– Нет-нет! – вскрикнула Октава. – Ты мне нужен! От всего сердца говорю: ты нужен мне как сосед, чтобы гулять с тобой, чтобы слушать твоё нытьё и ворчание, чтобы мне было куда пристроить заботу и слова утешения, которые копятся во мне и ждут случая. Ой-ла-ла, до чего жизнь удивительна!
– Да, – подтвердил Утёнок, – жизнь удивительна, велика и полна памятных вещей.
– Да, – согласился и Простодурсен, – по крайней мере, пока речка свободно течёт мимо нас.
– А рядом хорошие соседи и есть вкусная еда, – добавил Сдобсен.
– Если бы у меня всё-таки сочинились бы весенние стихи, жизнь стала бы и вовсе прекрасна, – сказал Ковригсен.
– Кстати, – сказал Пронырсен, – что там с яйцом? Я всё-таки хочу узнать.
– Это мы можем, пожалуй, придумать, – сказал Сдобсен. – Но я всё жду, не скажет ли наш добрый пекарь «приятного аппетита», чтобы мы могли попробовать его чудесный весенний крендель.
– Приятного аппетита, – сказал Ковригсен.
Дальше крендель стал быстро уменьшаться в размерах, а история про яйцо – увеличиваться. Она получилась очень странная, совсем не похожая на эту. И пока за столом история обретала всё новые повороты, Утёнок соскользнул под стол и притаился там со своей коробочкой с памятными вещами, прикидывая, открыть ли её сразу или ещё немножко подождать.