– Всё прочее? – спросил Пронырсен.
– Ну да. Всё такое, что делает жизнь в тёмные трудные времена чуть легче.
– Нет, – твёрдо сказал Пронырсен. – Сумасбродства и дуракаваляния в моей норе не будет. У меня там дрова. И я занят по горло. Если вам непременно надо бить баклуши, бейте их у пекаря. Фуф! Наше вам с кисточкой!
В этом весь Пронырсен. Сказал «фуф» и ушёл. А Октава осталась одна благоухать в снегу. А ей тоже было чем заняться. Но она дала Ковригсену слово, что в этом году праздник будет не у него.
К счастью, голова у Октавы была так устроена, что в ней всё время ходил по кругу поезд гениальных идей. И одна из них как раз блеснула на повороте. В следующую минуту Октава уже бежала к Сдобсену. Она постучала в дверь и вошла.
– Вот как? – сказал Сдобсен. – Решила всё-таки проверить, жив ли твой сосед?
– Да я была уверена, что ты плесневеешь тут как обычно, – ответила Октава.
– Плесневею не плесневею, но всё к тому идёт, – ответил Сдобсен.
– Зато у меня для тебя хорошая новость, – сказала Октава.
– Да? Ты принесла мне сладенького?
– Никакого сладенького до марципанов! Но в этом году Пронырсен сказал, что мы можем провести праздник у него. А хорошая новость в том, что ты должен пойти помочь ему всё украсить.
– Пронырсен? Да ты что! И почему это я, в мокрых башмаках и с больными ногами, должен…
– Ты должен. Если ты не пойдёшь ему помогать, праздника в этом году не будет.
– Но, Октава…
– Именно так. Я побежала домой глазировать фрукты и ягоды и разучивать новую песню. А ты поторапливайся побыстрее.
Кто прячется в доме, кто падает в яму, а дни коротки, и смеркается рано…
В то утро Простодурсен с Утёнком проснулись поздно. Вечером они засиделись у печки, разговаривая о празднике. А поскольку дятел улетел на юг, их никто не разбудил.
Утёнок открыл глаза уже с мыслью о празднике. Причём думал он не о марципанах. Какой номер он покажет – вот чем была занята его голова. Он мечтал сразить всех фокусом, каких здесь, у реки, ещё не видали. Бесподобный номер с исчезновением. Снип-снап-снибеда, Утёнок исчезает без следа. Все хлопают в восторге и трут глаза! Мурра-снурра-снибедам, Утёнок вернулся к нам, к восторгу господ и дам! Так примерно виделось ему выступление.
Всё пройдёт как по маслу: он исчезнет волшебным образом.
Это будет потрясающий фокус.
О нём станут слагать легенды.
Оставалась лишь маленькая загвоздка. Исчезнуть у Утёнка пока не получалось. Но он верил, что получится. Главное – терпение и труд.
Не сдаваться, а тренироваться. Сказано – сделано. Не тратя времени даром, Утёнок немедленно юркнул под одеяло. Теперь его никто не видит, верно? Потом он осторожно высунул голову… Оп-ля, его видно!
Он повторял и повторял номер, пока не проснулся Простодурсен.
– Что такое? – спросил он. – Ты заболел?
– Нет, я бодр и здоров. Готовлюсь к своему выступлению. Я же буду показывать фокус на празднике!
– Надо затопить печку и съесть пару ложек пудинга.
– Слушай, Простодурыч…
– Да?
– Ты меня видишь?
– Тебя? Вижу, ну да. Вон ты стоишь.
Утёнок и правда стоял на подушке. Но внезапно юркнул под одеяло.
– А теперь? – закричал он.
– Теперь ты залез под одеяло.
– Нет, не говори так! Ответь, ты меня видишь?
– Нет, я тебя не вижу.
Утёнок вылез наружу.
– Класс, да? Сначала ты меня видел, а потом – нет.
– Ты спрятался под одеялом.
– Это был фокус. Номер с исчезанием.
– Холодно что-то, – поёжился Простодурсен.
– Подожди, сейчас я покажу этот номер красиво!
– Надо печку затопить, – ответил Простодурсен.
Пока Простодурсен растапливал печь, Утёнок искал, где бы показать фокус так, чтобы сразить зрителей наповал. Один ящик комода был наполовину выдвинут. Утёнок запрыгнул туда.
– Смотри опять! – закричал он.
– Я занят печкой, – ответил Простодурсен.
– Нет, посмотри! Мне надо тренироваться к празднику!
– Давай, давай.
– Но ты должен смотреть! Как я стану невидимым, когда на меня никто не глядит?
– Хорошо, исчезай, я смотрю. Только быстро.
– Нет, ты неправильно с Утёнком разговариваешь.
– Неправильно? А как надо?
– «Великий маг и волшебник Утёнок, – должен ты сказать, – представьте публике ваш знаменитый трюк с исчезанием».
– Великий маг и волшебник, представьте скорее, пожалуйста.
Утёнок встал на краю ящика. Он взмахнул крыльями, проговорил «фокус-покус-бумс», плюхнулся в ящик на спину и замер. И тихо лежал две секунды, ожидая аплодисментов. Но не услышав их даже после трёх секунд, высунул голову посмотреть, в чём дело. Простодурсен стоял на коленках перед печкой и дул, раздувая пламя.
– Бессовестный! – закричал Утёнок.
– Что такое? – удивился Простодурсен.
– Зачем ты не хлопаешь?
– Чем я не хлопаю?
– В ладоши не хлопаешь! Или ты не видел великого трюка с исчезанием меня?
– Чему же мне хлопать, если ты пропал? Мне тогда плакать надо.
– А ты не плакал. Ты возился с печкой.
– Я замёрз и хотел поскорее затопить.
– А вдруг бы я пропал насовсем? И не появился бы?
– Тогда бы я пошёл искать тебя в ящике комода.
– Какой ты противный! Вечно тебе надо всё испортить…
– Да что я испортил?!
– Всё! Я на ваш дурацкий праздник не пойду. Марципаны, очень интересно. Все будут развлекаться, показывать номера. А на меня всем наплевать, никто обо мне не думает.
– Все только о тебе и думают. Просто мне надо было сначала затопить печку.
– Даю тебе последний шанс, смотри хорошо. Сейчас я исчезну за стулом, это очень трудно.
– После завтрака можем сходить к Ковригсену, ты потренируешься вместе с его золотой рыбкой.
– Этой лупоглазой? Да что рыбы понимают в трюках!..
И пока они так проводили утро, Сдобсен месил снег своими мокрыми башмаками. День был погожий, с розовыми и фиолетовыми облаками и проблесками солнца. Идти к Пронырсену душа у него не лежала. Уж больно этот парень странный, думал Сдобсен. Честно говоря, даже противный. Поэтому Сдобсен тащился в горку так небыстро, что иди он ещё медленнее – просто примёрз бы к месту.
