– Но милочка моя, – сказал Пронырсен Октаве и отстранился от её сердитого лица. – Я жду в гости родню. Ради меня они проделают долгий и длинный путь. Неужели я не могу навести к их приезду красоту?
– Красоту? – закричал теперь Сдобсен. – Ты называешь издевательство над уткой красотой?
– Дай время, – ответил Пронырсен. – Она ещё будет плавать в пруду, привлекая к себе новых уток.
– А наша вода? – сказал Простодурсен. – У нас пропала река.
– Беда, – сказал Пронырсен. – Кстати, ты рассказал им, как ты собирался пришибить утку? Я насилу её спас.
– Спас, ага, – сказала Октава. – Что-то она не похожа на спасённую. Давай теперь мы попробуем её спасти.
– Нет, вы нанесёте грязи в мой пруд с утками, – сказал Пронырсен.
– Вот оно что, – сказал Ковригсен. – Ты частенько заходишь ко мне за чёрствым хлебом. Боюсь, этому настанет конец, если ты не выпустишь воду, потому что без воды нет чёрствого хлеба.
– Что? – поразился Простодурсен. – Хлеб черствеет от воды?
– Если тебе нужна вода, можешь брать у меня, – сказал Пронырсен. – Ты как булочник можешь брать прямо сколько тебе надо, бесплатно.
Теперь Ковригсен снял со спины мешок. Он глубоко вздохнул; было видно, что он думает о серьёзном.
– Что ж, сделаем пудинг, да? – сказал Ковригсен.
– Я предлагаю, – ответил Сдобсен, – скинуть этого поганца в канаву, пусть сам побудет уткой!
– Ха-ха-ха, – расхохотался Пронырсен. – Приятно слышать, что у старика Сдобсена хорошее чувство юмора! Но, может, нам всё же лучше сделать пудинг и полюбоваться, как будет подниматься вода?
– Да, – сказал Ковригсен, – так и сделаем.
– Но… – сказал Простодурсен.
Он хотел сказать больше, но не нашёл, что именно сказать.
– Пойду принесу посуду, – сказал Пронырсен.
– Хорошо, – ответил Ковригсен.
Пронырсен зашёл в красивую дверь, а Простодурсен подошёл к склону взглянуть, не видно ли утёнка. Утка заметила, что он стоит и смотрит на неё, и закричала:
– Это ваш малыш тут меня щекочет?
– Нет, это ваш, – ответил Простодурсен. – Я принёс лопату и помог вам в тот день, когда…
– Так этот мелкий вылез из моего яйца?
– Да. И он уже отлично сам ест.
Утка сунула голову поглубже под крыло. Потом покачала ею и стала теребить верёвку.
Пронырсен принёс пять тарелок и ложки.
Видимо, хотел, чтобы они поели на улице и не топтали его ковры.
Простодурсен не чувствовал голода. У него сводило бурчащий живот, но сводило не от голода. Просто ему слишком сильно хотелось, чтобы всё это странное стало чуть менее странным. Чтобы проснуться утром – а всё примерно как раньше. А то сейчас всё было совсем не так, как раньше. И к тому же совсем неправильно.
А теперь ещё они будут угощаться пудингом, глядя на пруд с утками.
Ему хотелось спуститься и утешить утёнка. Но, похоже, сейчас утёнок не нуждался в утешениях.
– Итак, – сказал Ковригсен, – наступает время пудинга.
– Ага, – оживился Сдобсен. – Давайте быстренько его намешаем.
– Мы сделаем экспресс-пудинг, – сказал Ковригсен. – Он не самый изысканный, зато его не надо ни варить, ни остужать. Господин Пронырсен, могу я взять вашей драгоценной воды?
– Сколько угодно, – ответил Пронырсен.
Ковригсен подтащил мешок к воде, прорезал ножом дырку и высыпал всё содержимое в реку. Это оказался розовый порошок, который в секунду окрасил воду.
– Но… – сказал Пронырсен.
– Спокойствие, – ответил Ковригсен. – Сейчас всё застынет.
И вот так и был сделан тот сказочный пудинг. Сначала река в канаве стала красивого цвета «кисель с молоком». Потом они увидели, что эта розовая вода потекла по траве – и розовым стал пруд рядом с уткой. А потом всё это начало застывать – и застыло. И теперь пудингом была до краёв наполнена река и будущий пруд, покрыт склон и заполнена вымоина. Пудинг был красивого кораллового цвета, он переливался на солнце.
– Приятного аппетита, – сказал Ковригсен.
– Что это? – в страхе закричала утка.
– Это пудинг, – ответили ей из-под крыла.
– Пудинг?
– Да, попробуй. Он очень вкусный.
Утка с утёнком подошли к своему краю пудинга. Постояли, вдыхая его запах. И принялись угощаться.
Но те пятеро, что стояли у верхнего края пудинга, за еду не принимались. Они молчали. Они смотрели, как поднимается вода за плотиной.
В канаву ей теперь было не затечь. Но вода струилась и плескалась, как реке и положено. Она притекла от старых зим высоко в горах и торопится вниз в море, где рыба ждёт чистую воду.
И запруда рухнула. Камни и мох разлетелись по сторонам.
– Слышали? – спросил Простодурсен.
– Что? – откликнулась Октава.
– Утёнок заговорил!
– Приступим? – предложил Сдобсен.
– Пожалуй, – ответил Ковригсен. – Надо только оставить пудинга гостям Пронырсена тоже.
Простодурсен почувствовал, что всё-таки проголодался. И раз Пронырсен всё равно убежал и в сердцах захлопнул за собой модную дубовую дверь, то они без церемоний могли налопаться пудинга от пуза.
Ой, нет, простите. Сперва-то они должны были ещё спасти утку, конечно же.
Простодурсен и Ковригсен скатились по запудингованной горке и отвязали утку.
– Утёнок умница, – сказал Простодурсен. – Он хорошо спит ночью и будит меня спозаранку.
– Угу, спасибо за помощь, – сказала утка.
– Он вырыл мне отличную канаву для плавания, – сказал утёнок. – Под яблонями, и вообще.
– Правда?
– Там места наверняка хватит и тебе, если захочешь. Раз я вылупился из твоего яйца, и вообще… Ещё он готовит объеденский пудинг.
– Вкуснее этого?
– Гораздо. Но порции у него меньше.
Две утки стояли и болтали. Один в голубом платочке, вторая без платка. А река отыскала старый добрый путь и уже наполняла страшное сухое русло восхитительной журчащей водой.
– Можно наконец поесть? – спросил Простодурсен.
– Можно и нужно, – ответил Ковригсен.
И они ели розовый пудинг до обеда, а тогда уже двинулись в обратный путь. Он пролегал вдоль реки, идти было красиво. А солнце освещало всё, до чего могло дотянуться.