И так день за днём. Вечер за вечером. Бульк, бульк. А днём дальний поход за камнями. Если только ему их не дарили. Да, случалось, что, приходя к нему, гости приносили в подарок бульки.
А теперь вон они. Все. Лежат прямо у него под ногами. Он может купаться в них как в золоте. Тут горы прекрасных камней, залежи и россыпи.
У него скрутило живот. Он почти позабыл об утёнке. Забывшись, чуть было не кинул его в канаву, как мусор, прилипший к ладони. Но, к счастью, вспомнил, что он держит в руках. Что это утёнок. И тогда он представил, как прекрасно они заживут теперь. Они только и будут делать, что булькать камни. Всё время, когда не спят и не едят пудинг. А когда камни кончатся, Простодурсен просто сходит за ними вниз да принесёт.
Он не мог больше сдерживаться.
– Ура-а! – завопил он.
Потом аккуратно посадил утёнка на валун, чтобы освободить руки для камней, и побежал вниз.
Выбраться со дна на берег оказалось непросто, Простодурсен покатился вниз, но со второго раза залез, а что перепачкался, это его не огорчило. Зато у него полный кулак идеальных бульков.
Он стал на краю бывшего берега и кинул первый камень.
Чпок!
Простодурсен попробовал бросить не на камни.
Шмяк!
Остатки воды текли по самому дну, и Простодурсен подумал, что если попасть туда, то дело пойдёт лучше. Но камень снова угодил в жижу.
Чпффу!
Наконец Простодурсен попал-таки в воду. Но камень не булькнул.
Шлёп, – сказал камень. Мерзкий, короткий шлепок. Всё, на что сподобилась эта якобы речка.
Тогда он увидел всех, кого на время забыл. Сдобсена, Октаву, Ковригсена. Утёнка он не забывал всё же.
– Река! – закричал он. – Река исчезла!!!
Никто из них не ответил. Ведь они поняли это раньше Простодурсена. Они стояли в траве, повернувшись носом к старой доброй реке. Смотрели, глазели, таращились. И поняли. Река исчезла, её здесь больше нет.
Но поскольку они все трое стояли молча и неподвижно, Простодурсен набрал побольше воздуха и завопил ещё громче:
– Река! Она больше не булькает! Потому что её тут нет! Неужели это правда?!
– Нет, – ответил Сдобсен. – Это не может быть правдой. Это невозможно.
– И тем не менее, – сказал Ковригсен, – это фактический факт.
– Но это никак невозможно! – взвился Простодурсен. – Скажи, Сдобсен, ведь это даже и не получится, правда? Как можно взять и унести реку? В чём ты её понесёшь?
– Вот именно, – сказал Сдобсен и посмотрел на Ковригсена исподлобья. – Раз ты намерен считать это фактом, то будь добр, объясни: как можно унести реку? Ну как?
Утёнок ковылял по траве. Иногда он падал, наступив на свой платок или запнувшись о палочку. Но только крякал и вставал.
Октава взяла его на руки и зарылась носом в мягкий пушок. И сказала, стоя так:
– Это Пронырсен. Наш бандит из-за леса.
Простодурсен и сам готов был так думать. Только он не мог понять, как Пронырсен мог это сделать. Не выпил же он её всю? Или он стоит у себя там на берегу и вычерпывает её? Это довольно утомительно. Тогда он должен иногда отдыхать, и во время перерывов река текла бы как обычно. Но она не течёт.
– Надо провести собрание, – сказал Ковригсен.
Собрание? Это ужасное слово Простодурсен уже однажды слышал от Пронырсена. Тот проходил мимо с этим словом. А домой пошёл уже с уткой. Несчастной уткой, попросившей о помощи. И он тащил её головой вниз и околачивал ею все кусты по дороге. Собрание…
Что это за штука такая – собрание? И откуда она взялась? Не иначе Ковригсен раскопал в одной из своих книг.
– Проведём его у тебя, – сказал Ковригсен.
– У меня? – опешил Простодурсен.
– К тебе ближе всех, – объяснил Ковригсен.
– И пудинг у тебя самый свежий, – добавил Сдобсен.
Так Простодурсен узнал, что такое собрание. Это не больно и не противно. А очень просто: Сдобсен, Октава, Ковригсен, он сам и утёнок садятся за круглый стол и говорят о реке. Естественно, они говорили о реке много раз и до того. Чуть ли не каждый день. Но их разговоры о реке никогда не были такими серьёзными. А сегодня стали, потому что река исчезла. И сегодняшний разговор называется собранием.
Сначала говорил один Сдобсен. Он был не просто серьёзный, но и грустный. И вспоминал, как было хорошо, пока у них была река.
В ней можно было отражаться, как в зеркале, говорил Сдобсен. И даже луна отражалась в воде. А иногда по ней проплывала рыба. Чудесная маленькая рыбка, которая собралась в горы посмотреть на зиму. И вода всегда оставалась чистой и прозрачной. Сколько бы Сдобсен ни отражался в ней, а рыбка ни плавала бы, воде ничего не делалось. Потому что вода не изнашивалась. Это была прекрасная река. Таких непортящихся рек не встретишь даже за границей.
И он много ещё чего говорил в том же духе. Простодурсен и не подозревал, что Сдобсен так обожает реку. Что он ходил к ней постоять, смотрелся в неё, что она подарила ему палку.
– Ну хорошо же, – сказала Октава. – Река была и такая, и сякая, и распрекрасная. Все мы это знаем. Но что нам делать, как нам быть? Вот что надо решить.
– Именно, – согласился Ковригсен. – Для этого мы и созвали собрание. Мы должны что-то делать.
– Предлагаю поесть пудинга, – сказал Сдобсен. – И коврижки, которые мы захватили из пекарни. Утёнок наверняка голодный.
– Я думаю, – сказал Ковригсен, – у нас нет другого пути, кроме как идти к Пронырсену.
– А перед походом – маленький пудинг. И крохотная коврижечка на сладкое, – добавил Сдобсен.
Его палка, прислонённая к стулу, вдруг упала. Утёнок, который с важным видом расхаживал по столу, подошёл к самому краю, вытянул шею и стал высматривать, что там грохнулось на пол.
– Бедный ты, бедный, – сказал ему Простодурсен. – Прекрасная чистая речка, канава с утюшатником, эх!.. Да что говорить…
– Кля! – согласился утёнок.
– Пожалуй, лучше я останусь дома и присмотрю за этим шпротом, пока вы ходите к Пронырсену, – сказал Простодурсен.
– Шпротом? – переспросила Октава.
– Ну да, за утёнком, – объяснил Простодурсен.
– Лучше я с ним побуду, – вызвался и Сдобсен.
– Идти должны все, – сказал Ковригсен.
