Кубат-ага, наоборот, сторонник сохранения янычарского войска в прежнем его виде, он терпеть не может иностранцев, особенно военных, считая их привлечение предательством, и всегда готов воевать даже против России, даже понимая, что потеряет большую часть своих подопечных.
Но эти двое объединились с третьим – единственным на тот день наследником престола шехзаде Селимом, столь не похожим ни на садразема, ни на агу янычар, да еще и решили воспользоваться помощью короля Франции Людовика XVI, только бы свергнуть его, Абдул-Хамида? Он понимал Селима – мальчишку, которому не терпится опоясаться мечом Османов и которому к тому же со всех сторон нашептывают в уши, что пора брать власть, даже если к ней не готов. Абдул-Хамид понимал даже Кубата, ведь янычары ненавидели его самого с первой минуты восхождения на престол, как только поняли, что никаких подарков, поблажек или подачек со стороны султана не предвидится.
Но Абдул-Хамид не понимал Халила Хамида-пашу, которого вытащил из провинции и сделал сначала заместителем садразема, а потом и великим визирем, с которым обсуждал все реформы и был един в мыслях и устремлениях. Оказывается, не един, оказывается, юный Селим для Хамида-паши был бы более удобен.
Вот он стоит, беспокойно перетаптываясь с ноги на ногу в ожидании султанской воли…
Нет, скорее пытается понять, что знает и чего пока не знает Абдул-Хамид, выдал ли его Кубат-ага, не проболтался ли случайно шехзаде Селим.
– Ничего не хотите мне рассказать?
Визирь и ага только переглянулись, словно бы в недоумении. Дильсиз у двери кивнул Повелителю, словно подавая какой-то знак. В ответ Абдул-Хамид кивнул.
Кубат, который стоял подле трона уже больше часа, пока султан куда-то удалялся, напрягся. Садразем тоже, сердце противно заныло, тем более султан встал, протянул руку в сторону, ближайший охранник вложил в нее какие-то листы.
Нет, не какие-то… Сердце Хамида-паши заныло уже не на шутку, он знал, что́ именно на этих листах – это переписка шехзаде Селима с королем Франции. И в этой переписке было сообщение о готовящемся заговоре с просьбой французским военным поддержать. Такое письмо было крайне неразумно, Хамид-паша предупреждал шехзаде, чтобы тот не доверял письмам, да и зачем просить короля, если военные тесно сотрудничают с самим великим визирем.
Вообще привлекать французов было опасно, без санкции своего правителя они поддерживать переворот не имели права, а получив такое разрешение, вполне могли выдать сведения о подготовке заговора.
До выдачи дело не дошло – люди султана узнали тайну раньше, чем о ней осведомили короля. Листы в руке султана означали, что пришел конец всем заговорам. Кубат-ага этого еще не понял и смотрел вопросительно.
– Кубат-ага, я только что казнил немало твоих людей за участие в заговоре против воли Аллаха.
Глаза главы янычар вопреки его воле вытаращились, он пытался что-то сказать и не мог.
– Мы опоясаны мечом Османов по воле Аллаха, и не янычарам оспаривать эту волю. У тебя больше нет тех, кто сегодня был в казармах, а те, кто оставался дома, будут казнены там.
В этот момент двери Тронного зала открылись и в него вошел шехзаде Селим в сопровождении Махмуд-бея. Сердце Халила Хамида-паши даже не стало ухать вниз или подниматься. Оно замерло в ожидании тяжелой участи. Что это будет – ссылка, казнь? Визирь незаметно вздохнул – что ж, за дело. Заговорщики никогда не оставались безнаказанными, если заговоры раскрывали.
Махмуд-бей провел Селима в Тронный зал, который в этот раз был почти пуст. Кроме самого Повелителя там находились главные заговорщики – великий визирь Халил Хамид-паша и ага янычар Кубат. Мрачные немые дильсизы застыли у дверей, и Махмуд-бей – позади султана.
Огромные двери за спиной Селима закрылись, как всегда, беззвучно, отрезая Тронный зал от внешнего мира. «И от самой жизни?» – невольно подумал шехзаде.
Султан стоял, пристально рассматривая великого визиря. Селим остановился в паре шагов от двери, склонив голову:
– Повелитель…
Абдул-Хамид своей головы в его сторону не повернул, зато протянул листы бумаги, которые держал в руке:
– Шехзаде объяснит, почему счел возможным вести переписку с королем Франции за моей спиной? И что за заговор, в котором шехзаде и его сообщники просят французского короля помочь?
Селим опустил голову еще ниже. Что он мог сказать в свое оправдание, что не хотел ничего дурного для самого султана? Но вот стоит Кубат, который опровергнет эти слова, ведь главным условием участия янычар было свержение Абдул-Хамида.
И что переписка велась без его ведома, тоже сказать не может – тогда возразит великий визирь.
Но, даже имея такую возможность, Селим не стал бы лгать, это недостойно. Если сделал – умей ответить за свой поступок. Сожалел ли он? Нет. Боялся? Тоже нет, потому что бояться, когда над твоей головой занесен меч (и справедливо занесен), бессмысленно.
– Мы виноваты перед вами, Повелитель, но у нас не было дурных мыслей о нашей родине.
– А я, значит, для этой родины не гожусь? Что не так, а, Хамид-паша? Волей Аллаха я провел столько лет в Клетке, а потом его же волей стал султаном Османов. Вы оспариваете волю Всевышнего?
– Повелитель, единственным нашим желанием было…
Но что сказать дальше, визирь просто не знал, а потому замялся. Султан ждал, насмешливо глядя на своего ставленника. Так и не дождавшись, повернулся к Кубату:
– А янычары чем недовольны?
– Нарушением наших традиций, Повелитель. – В отличие от Хамида-паши, Кубат не боялся смерти и чувствовал себя уверенно.
– Каких традиций? Идти в бой с саблями против ружей? Носить неудобную для нынешних походов форму? Проигрывать одно сражение за другим и терпеть поражение в каждом походе никогда не было традицией Османов! Вы требуете подарки, но при этом не можете выстоять против русских. Не потому, что слабы или никчемны, а потому, что не хотите воевать по-новому. Янычарское войско, не желая меняться, становится небоеспособным и ненужным. Что вам остается – свергать султанов?
Он сделал жест Махмуд-бею, тот повторил жест дильсизам, и через мгновение Кубат уже был в их крепких руках.
– За меня отомстят, Повелитель! Янычары не простят моей казни! – Последнее слово глава янычар выкрикивал уже за дверью, его выволокли в боковой коридор, и почти сразу послышалось хрипение вместо криков.
Абдул-Хамид процедил сквозь зубы: «Увидим…» и повернулся к Халилу Хамиду-паше:
– Хамид-паша, я сделал тебя великим визирем в надежде, что ты будешь моей правой рукой, моим помощником в деле реформ. Но ты использовал данную тебе власть против меня же. Зачем тебе этот мальчик на троне? – султан кивнул на стоявшего молча Селима. – Янычарам он нужен, чтобы сделать игрушкой в своих руках, Михришах Султан – чтобы стать валиде, но тебе зачем? Ты же прекрасно понимаешь, что Селиму не позволили бы совершить и десятой доли того, что мы с тобой задумали, Кубат и его люди попросту прекратили бы все.
