Другой фактор, который стоит отметить, состоит в том, что нашими оценками руководит «послезнание». Иными словами, мы смотрим на начало войны через призму всего последующего ее хода: обороны Москвы, Ленинграда, Севастополя, Сталинграда, побед на Курской дуге и победоносных наступлений. В силу этого мы задним числом требуем от красноармейцев июня – июля 1941 года либо такого же упорства в обороне либо победного наступления. Мы часто не учитываем, что оборона уже в конце 1941 года готовилась гораздо лучше, чем в начале войны, что уже к этому времени были исправлены очень многие недостатки в армии, в частности, было проведено уже упомянутое улучшение организации тыла и снабжения фронта. Командование всех уровней, от Ставки до взводных командиров, интенсивно училось, приобретало опыт, что сказывалось на ходе боев. Часто «учебным пособием» выступали немцы, его изучение сопровождалось немалыми успехами, что потом отмечали многие германские генералы в своих мемуарах.
Для верной оценки событий первых недель войны стоит по возможности исключить фактор «послезнания». Командиры и бойцы Красной Армии в июне – июле 1941 года, конечно, не знали, что будет героическая оборона столицы, что будут крупные поражения немецких войск и наступление по всем фронтам. Они исходили в своих действиях из того, что знали на тот момент и что видели вокруг. Если мы внесем эту поправку на «послезнание», то мы увидим, что Красная Армия в исключительно неблагоприятной для себя обстановке сделала очень многое для победы, и у нас нет причин в чем-то ее упрекать.
Глава десятая. Директива № 3
Эта директива, отданная вечером 22 июня 1941 года войскам, вызвала большие споры в исторической литературе и практически единодушную негативную оценку, как нереальная к исполнению и чуть ли не как причина поражения Красной Армии в приграничном сражении. Причем в такой оценке часто сходились как сторонники официальной советской версии истории войны, так и ревизионисты. Особенно по этому поводу много написал Виктор Суворов, который посвятил ей даже целую главу «На рожон!» в книге «Тень победы», где и сделал, пожалуй, наиболее яркое замечание: «Ах, лучше бы наш стратег таких директив не подписывал! Смысл этой директивы в том, что Жуков снова не ставит войскам задачу защищать свою землю. Жуков снова бросает войска в наступление, причем на территорию противника. Смысл директивы в том, что войскам запретили обороняться. Жуков бросил войска в наступление, поставив фантастические, невыполнимые задачи захватывать польские города Сувалки и Люблин, причем очень быстро»
[234]
.
В этой критике есть два немаловажных момента. Во-первых, в массе своей она основывается почти исключительно на мемуарах Г.К. Жукова. При всей важности воспоминаний начальника Генерального штаба, возглавлявшего этот важнейший орган в первые дни войны, тем не менее нельзя сказать, что только лишь его воспоминаний и размышлений достаточно для оценки этой директивы. Во-вторых, в ответ на всю эту критику можно задать вопрос: а чего бы вы хотели? Какую директиву, по мнению всех многочисленных критиков, следовало отдать Генеральному штабу вечером первого дня войны?
Здесь также можно увидеть, как оценками руководит «послезнание» по поводу исхода приграничного сражения, которое закончилось отступлением, из которого растет не формулируемое, но весьма явно подразумеваемое мнение, что Генеральный штаб должен был отдать какую-то другую директиву, на переход к обороне или даже директиву на общее отступление. Однако если рассмотреть итоги первого дня боев, то оснований для подобных решений у Генерального штаба не было.
Обстановка вовсе не выглядела катастрофической
Судя по воспоминаниям военачальников, лично участвовавших в боях в первый день войны, немцы смогли использовать фактор внезапности только в первые часы войны, когда им удалось нанести многочисленные авиаудары по аэродромам, станциям, складам и воинским частям, а также перейти границу и продвинуться по советской территории на 10–15 км на направлениях главных ударов, захватить плацдармы. А.В. Владимирский указывает, что подчиненные 5-й армии соединения начали боевые действия на некотором удалении от границы. Скажем, 45-я стрелковая дивизия вступила в бой в 8–10 км от границы, но часть сил сумела выйти к самой границе
[235]
. 87-я стрелковая дивизия вступила в сражение примерно в 20 км от границы, на окраине Владимир-Волынского в 9 часов утра 22 июня и в течение дня сумела оттеснить немецкую 298-ю пехотную дивизию на 6–10 км к западу
[236]
. 124-я стрелковая дивизия, против которой действовали четыре немецкие пехотные дивизии, находившаяся южнее разрыва фронта армии, встала в жесткую оборону, в ожидании контрударов
[237]
.
Южнее 5-й армии, в полосе 6-й армии, противник ударил в стык Рава-Русского и Перемышльского укрепрайонов и выставил против 41-й стрелковой дивизии пять пехотных дивизий. Но на этом участке немецкое наступление не заладилось из-за огня Перемышльского укрепрайона, которому удалось расстрелять склад горючего и поезд на сопредельной территории (это хорошая иллюстрация к вопросу о том, зачем строить дот на самой границе). В 11 часов утра немцы под прикрытием бронепоезда попытались перейти реку Сан и ворваться в советскую часть Перемышля, но были отброшены
[238]
.
Хуже всего пришлось 4-й армии, оборонявшей Брестский район прикрытия. В первые же часы войны немцы разбомбили штаб армии в Кобрине, который потерял почти все средства связи и документы, уничтожили часть складов, блокировали войска, дислоцированные в Брестской крепости, а также нанесли сильный удар по 22-й танковой дивизии. С 11 часов утра 22 июня командование 4-й армии было вынуждено заниматься прикрытием Кобрина, для чего собирало и ставило в оборону солдат и офицеров, выходивших из Бреста, части 42-й стрелковой и 22-й танковой дивизий, а также 30-ю танковую дивизию. Несмотря на поражение, соединения 14-го мехкорпуса имели до 1,5 боекомплекта, около одной заправки топлива, заправлялись со складов и 22 июня все еще представляли серьезную боевую силу
[239]
. За первый день боев войска 4-й армии были потеснены на 25–30 км от границы, а 18-я немецкая танковая дивизия прорвалась на 40 км на направлении Пружан
[240]
.
Севернее, напротив Сувалкинского выступа, 56-я стрелковая дивизия обороняла Гродно, несмотря на авиаудары и артиллерийский обстрел, а еще севернее, в Литве, 3-я и 4-я немецкие танковые группы вышли к Каунасу и форсировали Неман в районе Алитус и Меркине
[241]
. Их продвижение в глубь советской территории составило около 40 км.
