Доходило до того, что Талейрану за многое приходилось платить из собственного кармана. Выглядело это странно, ведь министерство иностранных дел — это, своего рода, лицо страны. Однако почему-то поддержание этого самого «лица» очень скоро превратилось в личную проблему министра. В результате Талейрану нужно было как-то «выкручиваться», и по иностранным посольствам пошел слух о том, что ему нужны деньги. В частности, посол Пруссии написал своему королю:
Все покупается здесь. <…> Министр иностранных дел любит деньги. <…> Когда все компенсации и возмещения убытков, требуемые Вашим Величеством, будут согласованы, можно будет сделать ему некоторый взнос, сумма которого в данный момент мне неизвестна, но она явно не должна быть меньше трехсот тысяч франков
[180]
[181]
.
С другой стороны, непопулярность погрязшей в коррупции Директории росла день ото дня: «Министров — и особенно Талейрана — обвиняли в измене, в том, что они нарочно, в угоду врагам, услали в Египет Бонапарта, который мог бы спасти отечество, — и так далее. Талейрану непременно нужно было отделиться вовремя от правительства, и он, придравшись к одному делу о клевете, за которую он привлек к суду клеветника, но не получил удовлетворения, подал довольно неожиданно в отставку. Случилось это 13 июля 1799 года. Неделю спустя, 20 июля, отставка была принята»
[182]
.
Заменили Талейрана Шарлем Фредериком Рейнхардом, известным дипломатом, работавшим до этого в Лондоне и Неаполе. Наполеон впоследствии отзывался об этой замене так: «Рейнхард, заменивший его, был уроженцем Вюртемберга. Это был человек честный, но вполне обычных способностей. Это место должно было быть за Талейраном»
[183]
.
Глава шестая
С НАПОЛЕОНОМ
Государственный переворот
А 16 октября 1799 года в Париж прибыл неожиданный и неприятный для Директории гость — генерал Бонапарт. Несмотря на последнюю неудачу, для парижан и всех французов это был завоеватель Италии, герой Египта, популярнейший человек во всей стране.
По мнению Альбера Вандаля, Наполеон «вернулся в твердом намерении покончить с Директорией и присвоить себе власть»
[184]
.
После возвращения его дом осаждали посетители: штатские, военные, депутаты, чиновники, ученые, журналисты… Короче говоря, это были либо честные люди, видевшие в нем зарю спасения Франции, либо разного рода авантюристы, почуявшие выгодное дело. В числе первых были приняты Талейран, Рёдерер и Реньо де Сен-Жан д’Анжели. Они появились как советчики и как искусители.
— Так вы считаете это возможным? — спрашивал Наполеон.
— Дело на три четверти уже сделано, — отвечали ему.
Таким образом, у Наполеона сформировался свой тайный совет, «но выбора между партиями он не делал; сила его была именно в том, что он не имел партии; он хотел быть избранником всей Франции, а не одной какой-нибудь фракции»
[185]
.
Первой его мыслью было войти членом в Директорию, в этого «дракона со многими головами», чтобы затем захватить власть в свои руки, распустив это слабое и насквозь прогнившее учреждение. «Из пяти директоров, наверное, нашелся бы один, который уступил бы свое место избраннику народа. И незаконность в том случае была бы невелика; конституция требовала от директора сорокалетнего возраста; Бонапарту было тридцать лет»
[186]
.
Он уже совсем собрался нанести визит Сийесу (его недавно избрали в Директорию вместо Рёбелля), но Талейран, извещенный об этом, «помчался к генералу и имел с ним весьма серьезный разговор»
[187]
.
После этого Наполеон предоставил Талейрану, как дипломату, выработать протокол встречи. Это было важно, ведь с таким влиятельным человеком, как Сийес, нельзя было договариваться о чем-то без специальной подготовки. Так после этого и повелось: Наполеон брал на себя самую суть, а Талейран «заботился о форме, постоянно указывая на необходимость принимать предосторожности и соблюдать приличия»
[188]
.
В результате Наполеон с Сийесом пришли к соглашению и дело закипело.
В шесть часов утра Пьер Луи Рёдерер и его сын пришли к Талейрану. Тот еще одевался.
— У нас целый час впереди, — сказал Талейран, — надо бы составить для Барраса черновик текста почетной отставки в таких выражениях, которые бы облегчили переговоры с ним. Это следовало бы сделать вам.
Молодой Рёдерер стал писать под диктовку отца. Черновик несколько раз переписывали, заменяли слова, вставляли новые фразы. В конечном итоге «бумага вышла вся измаранная; ее едва можно было прочесть, но Талейран все же положил ее в карман»
[189]
.
Около полудня Талейран пришел к Баррасу, но был он не один, а вместе с вице-адмиралом Брюи.
Баррас в это время еще принимал ванну. Выйдя из нее, он спросил:
— Что вы принесли мне: мир или войну?
— Это на ваш выбор, гражданин директор, — ответил Брюи.
После этого Талейран вынул черновик прошения об отставке, с утра лежавший в его кармане, до такой степени перемаранный, что его трудно было прочесть без запинок. Документ был составлен в следующих выражениях:
Граждане-представители! Вовлеченный в общественные дела единственно моей страстью к свободе, я согласился войти в состав высшей власти в государстве лишь для того, чтобы поддерживать его в минуты опасности своей преданностью. <…> Слава, сопутствующая возвращению знаменитого воина… убеждает меня, что… опасности, грозившие свободе, устранены и интересы армий гарантированы. Я с радостью возвращаюсь в ряды простых граждан и счастлив тем, что могу, после стольких бурь, передать в достойные руки неприкосновенную и более чем когда-либо чтимую судьбу республики, хранителем которой я был. Привет и почтение
[190]
.
