Оказалось, что маркиз де Сад и барон де л’Алле спрятались в столовой. Потом они перебрались в соседнюю квартиру лейтенанта Дюкло. А там через окно — на свободу. Внизу их уже поджидал местный житель, которого подкупила Рене-Пелажи, в течение уже нескольких дней находившаяся в окрестностях Миолана. Ну а он помог беглецам добраться до французской границы.
Продолжительность этого заключения составила 4 месяца и 20 дней.
НОВЫЙ КОРОЛЬ, НОВЫЕ ВРЕМЕНА
10 мая 1774 года умер король Людовик XV, имевший прозвище "Возлюбленный" (Le Bien Aimé).
В последние годы его правления многое в стране изменилось. В 1764 году умерла его фаворитка маркиза де Помпадур, и ее место заняла новая любовница — Мария-Жанна Бекю (по мужу — графиня дю Барри). Она, между делом, провела на место Этьена-Франсуа де Шуазеля герцога д’Эгийона, его полную противоположность.
Отличавшийся повышенной любвеобильностью Людовик XV умер от оспы, заразившись ею от очередной молодой девушки, присланной ему графиней дю Барри.
После этого место на троне занял 20-летний Людовик XVI, внук Людовика XV, единственный выживший сын дофина Луи-Фердинанда (он умер в 1765 году) и Марии-Жозефы Саксонской.
Людовик XVI был человеком доброго сердца и нерешительного характера. Кстати, дед не любил его за презрение к графине дю Барри и держал подальше от государственных дел. При этом он сумел, несмотря на придворный разврат, сохранить чистоту нравов, простоту и отвращение к чрезмерной роскоши.
Что же касается маркиза де Сада, то он в течение всего 1774 года находится в замке Лакост: он вынужден был соблюдать крайнюю осторожность, ибо над ним постоянно висела угроза ареста.
Впрочем, "крайняя осторожность" — это не о нашем герое. Уже весной следующего года его обвинили в похищении и совращении трех девушек, что еще более осложнило его положение. А 11 мая 1775 года некая Анна Саблонньер, по прозвищу Нанон, служившая в замке Лакост горничной, оказалась беременной от маркиза и родила в местечке Куртезон дочь, которая, однако, не прожила и четырех месяцев. Вслед за этим неугомонный маркиз под именем графа де Мазан отправился путешествовать по Италии.
Как ни странно, жена вскоре приехала к нему. Она решила не бросать его в трудные времена, но тот, кто думает, что он почувствовал к ней за это признательность, явно ошибается.
Обратно в Лакост маркиз де Сад вернулся лишь в ноябре 1776 года. Но при этом он не изменился и вновь, все с тем же цинизмом, принялся вести жизнь типичного эгоиста и развратника, каких, впрочем, во Франции тех времен (и это стоит подчеркнуть еще раз) было великое множество.
14 января 1777 года в Париже умерла мать маркиза де Сада Мария-Элеонора (урожденная де Майс-Брезе). Она умерла в возрасте 64 лет, в монастыре, куда удалилась еще при жизни своего мужа.
А через три дня после этого отец Катрин Трийе, которая имела прозвище Жюстина и работала в Лакосте служанкой, с громкими криками потребовал вернуть ему его дочь и выстрелил в маркиза де Сада из пистолета, но промахнулся. В это время маркиз еще не знал о смерти матери.
Договор о найме девушки на работу он заключил с ее матерью. Но 17 января вдруг заявился ее отец и громогласно объявил, что пришел вызволить свою "несчастную дочурку" из отвратительного места, которое ему бесстыдно выдали за приличный дом.
Подобным образом с маркизом еще никто раньше не разговаривал, и он заявил, что не может отпустить девушку до тех пор, пока она не отработает положенный срок и пока ей не найдут замены для работы по кухне.
Оказалось, что кто-то из прислуги, отработав некоторое время в Лакосте, рассказал, что хозяин дома предлагает слугам деньги за то, чтобы они соглашались удовлетворять его самые низменные сексуальные прихоти. Естественно, маркиз де Сад все отрицал, но отец Катрин схватил дочь за руку и потащил ее к воротам замка. Маркиз попытался их остановить, но разъяренный мужчина выхватил пистолет и выстрелил. Пуля пролетела в двух дюймах от его груди. А Трийе, грязно ругаясь, удалился, уведя с собой плачущую дочь.
В результате, маркиз узнал о смерти матери лишь 8 февраля, прибыв в Париж.
А 13 февраля 1777 года его вновь арестовали. Дело в том, что над ним продолжало висеть старое обвинение провансальского суда, и новые власти решили разобраться с этим.
И конечно же, тут не обошлось без "происков" его тещи, мадам Кордье де Лонэ де Монтрёй, которая сыграла в его судьбе поистине роковую роль, приложив все усилия, чтобы обладавший "странным" нравом зять как можно больше времени провел за решеткой. На самом деле, когда ее дочь и внуки получили титул де Садов (как мы уже говорили, один из древнейших во Франции), она сочла, что теперь предпочтительнее видеть зятя в заключении, чем продолжать терпеть его выходки.
В конце февраля 1777 года маркиз де Сад написал теще: "Из всех возможных обличий, которые могут принять месть и жестокость, вы поистине выбрали самое ужасное. Именно тот самый момент, когда я прибыл в Париж, чтобы попрощаться с умирающей матерью, с единственной мыслью о том, чтобы увидеть ее и обнять в последний раз, если она еще жива, или оплакать ее, если нет, вы избрали для того, чтобы снова сделать меня вашей жертвой! Увы! Я спрашивал вас в своем первом письме, найду ли я в вас вторую мать или тирана, но вы не менее трех раз оставляли меня без всяких сомнений в отношении вашего ответа! Значит, именно таким образом вы платите мне зато, что я утирал ваши слезы, когда вы потеряли отца, которым вы так дорожили? И разве вы не узнали в тот тяжелый час, что мое сердце так же чувствительно к вашему горю, как если бы это было мое собственное? <…>
Когда меня забирали, мне сообщили, что делают это лишь для того, чтобы ускорить мое дело, и поэтому мое заключение под стражу является необходимым. Но, откровенно говоря, неужели вы верите, что меня можно одурачить подобными разговорами? <…>
Разве не становится очевидным, что вы стремитесь к моему полному уничтожению, но не оправданию? <…>
Положение мое ужасно. Никогда еще — и вам об этом известно — ни моя кровь, ни мой рассудок не могли вынести заточения. Когда я находился в гораздо менее строгой изоляции — о чем вам также известно, — я рисковал своей жизнью, чтобы избавиться от этого рабства. Здесь у меня нет такой возможности, но у меня все еще остается то единственное средство, которого никто в мире не может меня лишить, и я воспользуюсь им в полной мере.
Из глубины своей могилы мать подает мне знак: я будто вижу, как она снова раскрывает мне свои объятия и призывает меня укрыться на ее груди в той единственной обители, которая у меня еще осталась. То, что я последую за ней так быстро, доставит мне утешение, и в качестве последней милости я прошу вас, мадам, чтобы меня похоронили рядом с ней.
Лишь одно сдерживает меня; я признаю, что это слабость, но должен раскрыться перед вами. Я бы хотел увидеть своих детей. Ибо я получил такое наслаждение, когда после встречи с вами смог повидаться с ними и сжать их в своих объятиях. Мои самые недавние несчастья не успокоили это желание, и, по всей вероятности, я унесу его с собой в могилу. Я вверяю их вашей заботе, мадам. Пусть даже вы ненавидели их отца, по крайней мере, любите их самих. Обеспечьте им образование, которое, если это возможно, сохранит их от тех несчастий, к которым привело отсутствие внимания к моему собственному воспитанию. Если бы они знали о моей печальной участи, нх души, созданные по образцу нежной души их матери, заставили бы их пасть перед вами на колени, и их невинные руки, воздетые в мольбе, вне сомнения, поколебали бы вашу непреклонность. Этот утешительный образ порожден моей к ним любовью, но он никоим образом не может повлиять на ход событий, и я спешу разрушить его из страха, что он может смягчить мое сердце в то время, когда мне более всего нужна стойкость".
