Я так увлекся полотном, что даже не сразу обратил внимание на хозяина лавки – пожилого худощавого господина лет шестидесяти в сюртуке старомодного покроя. Зачесанные назад волосы подчеркивали высокий лоб с глубокими залысинами, усы и редкую бородку тронула седина.
Альберт Брандт обменялся с владельцем лавки рукопожатием, затем представил меня:
– Леопольд, мой хороший друг.
Александр Дьяк радушно поздоровался со мной, затем вышел из-за прилавка и запрокинул голову, рассматривая привлекшую внимание нового знакомого картину.
– Это Кронштадт, – пояснил он. – Окрестности Петрограда, столицы российской провинции.
Я кивнул и неожиданно для себя сообщил:
– Мой дед из России.
– О! – воодушевился хозяин лавки. – И как вас по батюшке?
– Отца звали Борисом.
– Леопольд Борисович! Приятно познакомиться!
Я улыбнулся непривычному звучанию и спросил:
– Вы вгоняете меня в краску. Теперь мне неудобно будет обращаться к вам без отчества.
– Пустое! – рассмеялся Александр Дьяк. – Я покинул Россию пятнадцать лет назад, если кто-то назовет меня по отчеству, вот это будет действительно странно!
Мы посмеялись; поэт обвел рукой витрины и сообщил с гордостью:
– Лео, что бы тебе ни понадобилось: отвертка или пороховой двигатель, – все это отыщется на складе нашего хозяина. А что не отыщется, он достанет по схожей цене!
– Ну, пороховой двигатель мне пока без надобности!
– А что интересует? – деловито уточнил господин Дьяк.
– Трость, – ответил Альберт Брандт, склоняясь над витриной с золотыми гинеями. – Леопольд повредил ногу, и ему нужна трость.
– В этом случае лучше обратиться к врачу, – рекомендовал владелец лавки.
– Брось, Александр! На молодых все заживает лучше, чем на помойных кошках!
– Сколько помойных кошек ты наблюдал?
Поэт расхохотался.
– В голодные годы…
– Перестань, Альберт, – урезонил я приятеля. – Видите ли, господин Дьяк, в ближайшее время мне придется много ходить, и без трости никак не обойтись…
– А поскольку мой друг несколько стеснен в средствах, – без обиняков добавил Альберт Брандт, – мы решили обратиться к тебе. Помнится, ты рассказывал о своем изобретении…
– Да какое там изобретение… – поморщился господин Дьяк. – Просто соединил пару механизмов. Зачем ты слушаешь стариковские бредни? Мало ли что я говорил?
Кого-нибудь другого после подобной отповеди я бы давно потянул на выход, а так только стоял и заинтересованно переводил взгляд с одного спорщика на другого. Если Альберт что-то вбил себе в голову, его было не переубедить, но старик оказался крепким орешком.
– Всего на пару дней! – продолжал настаивать поэт.
Горевшие под потолком лампочки неожиданно замигали; Александр Дьяк нервно поежился и выругался:
– Чертовы перепады напряжения!
– Александр! – строго постучал поэт пальцем о край прилавка. – Не отвлекайся! О скачках напряжения поговорим в следующий раз. Что с тростью?
– Ты и мертвого уговоришь, Альберт! – пожаловался хозяин лавки и полез под прилавок. – Вот, смотрите, – продемонстрировал он нам трость с резиновой накладкой и небольшим утолщением в нижней трети, словно там соединялось два колена.
Поэт немедленно выхватил ее и протянул мне.
– Пробуй!
– Альберт! – возмутился старик и вновь отвлекся на лампочки, заморгавшие часто-часто. – Надо проверить проводку… – встревоженно пробормотал он себе под нос.
– Проверишь…
– Прямо сейчас! – отрезал господин Дьяк. – Еще не хватало пожара!
– Лео, – скомандовал мне поэт. – Проверь!
Я сделал несколько шагов, опираясь при движении на трость, и всякий раз та мягко-мягко подавалась под моим весом. Дело было точно не в резиновом башмаке, скорее, проседала мощная пружина внутри.
– На торце рукояти крышечка, – подсказал владелец лавки. – Под ней фонарь, проверьте.
Сияла миниатюрная лампочка необычайно ярко, но из-за небольшого рефрактора луч быстро рассеивался и потому светил не очень далеко.
– Здесь динамо-машина и электрическая банка! – будто мальчишка, обрадовался Альберт Брандт. – Представляешь? Разве это не прелестно? Больше никакой нужды в замене батарей! Просто бери и используй! Конгениально!
– Очень удобно, – согласился я.
Александр Дьяк посмотрел на нас, словно на маленьких детей, и покачал головой.
– Осторожней с лужами, – предупредил он, забирая трость. – Электрическая банка повышенной емкости, разряд при замыкании будет чрезвычайно силен. Категорически не рекомендую погружать в воду более чем на треть. – Он постучал пальцем по утолщению и вернул трость мне. – Могу я рассчитывать на ваше благоразумие, Леопольд Борисович?
– Всенепременно, – уверил я изобретателя.
– Насчет дождя не волнуйтесь. Ни капли, ни брызги не опасны.
– А мне ты об этом не говорил! – укорил владельца лавки Альберт.
– Я еще не окончательно выжил из ума, чтобы доверить трость тебе! – отмахнулся Александр Дьяк. – Хотя насчет здравости собственного рассудка уже не вполне уверен…
– Сколько мы должны вам за аренду? – спросил тогда я.
– Просто верните ее в целости и сохранности, – попросил старик. – Мне дюже интересно, насколько надежным и долговечным окажется соединительный механизм. Сам я много уже не хожу, а иначе износ никак не оценить.
– К концу недели будет нормально?
– Да. А теперь простите, мне надо разобраться с проводкой!
Лампочки под потолком мигали уже без перерыва: я не стал отвлекать хозяина, еще раз поблагодарил его и отошел к входной двери. Альберт на миг задержался и спросил:
– Для меня ничего не было?
– Я бы написал! – Старик вытолкал поэта за дверь и вывесил табличку: «Закрыто».
Судя по его обеспокоенному виду, дело было вовсе не в электрической проводке, а в очередном изобретении.
– Мировой человек! – уверил меня Альберт, вздохнул и добавил: – Только излишне увлекающийся.
– Как ты с ним познакомился? – спросил я и на пробу изо всех сил оперся на трость; та мягко спружинила, но и только. – Вряд ли он любитель поэзии.
– Марки, – просто ответил поэт.
– Марки?
– Почтовые марки, – подтвердил Альберт. – Здесь учатся студенты со всего света, родные и друзья пишут им письма. Знал бы ты, какие иногда попадаются раритеты!
– Понятия не имел, что ты филателист.
– Я – нет, – уверил меня приятель. – Но друзья моих друзей имеют к этому делу определенный интерес. В общем, все непросто…
