Я совсем уже собрался поискать какое-нибудь более спокойное заведение, но тут к столику подошел официант.
– Порцию мороженого, – попросил я, вовремя вспомнив о пустом бумажнике.
– Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо, – отказался я, загораживаясь газетой.
Как на грех, передовицу «украшала» фотография худощавой старушки с двумя засвеченными пятнами глаз – фотопленка оказалась неспособна выдержать взгляд ее императорского величества – императрицы Виктории.
Я поежился. Милая тетушка без колебаний скормит своим охотничьим псам то, что останется от меня после допросов. Именно так все и закончится, сомнений в этом не было ни малейших. И это если сначала не сожрет душу падший!
Надо ли говорить, что всерьез предложение инспектора я не рассматривал и рассматривать не собирался? Просто надо было решить, как отказать начальнику и не нажить при этом смертельного врага.
Сообщить в Третий департамент?
Я знавал немало людей, которые до глубины души презирали шпиков и даже заявляли об этом во всеуслышание, а ради своих шкурных интересов при малейшей возможности строчили кляузы на коллег и знакомых, но сам доносить не собирался.
Донос подобен бумерангу аборигенов Зюйд-Индии; опомниться не успеешь, как вернется и долбанет по голове. Слово против слова, и кому в итоге поверят: инспектору или детективу-констеблю? Нет, расклад был точно не в мою пользу.
– Ваш заказ! – объявил официант и выставил вазочку с мороженым. Отходить он не спешил.
Я выгреб из кармана пару монет по пятьдесят сантимов, бросил их на стол и углубился в чтение, желая хоть немного отвлечься от невеселых раздумий.
Не вышло.
Императрица Виктория завершила визит в восстановленный после зимнего наводнения Париж и вернулась в Новый Вавилон? На посадочной площадке бабушку встречала ее императорское высочество кронпринцесса Анна? Грядет пятнадцатилетний юбилей наследницы престола?
А мне-то что с того?
Меня сейчас волновали лишь просьба инспектора и… бал.
Я зачерпнул десертной ложечкой немного ванильного мороженого и кивнул.
Да, бал!
Проблемы стоит решать по мере их значимости. А если главный инспектор фон Нальц поджарит некоего детектива-констебля на медленном огне, намерение Роберта Уайта втравить того в неприятности уже не будет иметь решительно никакого значения.
Я должен дать ответ инспектору?
Проклятье! Для этого мне надо пережить сегодняшний вечер!
Взглянув на часы, я отложил газету, в два счета расправился с десертом и поднялся из-за стола. Подхватил пакет со старым костюмом и с облегчением покинул слишком шумное заведение.
Амперы, вольты, люмены…
Тьфу!
На извозчика пришлось занять у Рамона Миро; благо, тот в такой малости отказывать сослуживцу не стал, только с усмешкой поинтересовался:
– Интересно, ты за год покроешь рентой все долги или не хватит?
– Уж десятку для тебя как-нибудь выкрою, – ответил я, пряча в бумажник пару мятых банкнот. О том, что долгов с процентами накопилось уже тридцать тысяч франков, говорить не стал.
– С аванса, – напомнил констебль.
– С аванса, – подтвердил я и отправился на поиски экипажа, приличествовавшего выходу в свет.
Доход от наследственного фонда за первые полтора-два года целиком и полностью уйдет на возврат долгов, поэтому перспектива лишиться жалованья детектива-констебля вгоняла в самую натуральную депрессию. Но не идти же из-за этого на поводу у инспектора! Жизнь дороже…
Домой я прикатил в открытой коляске, не роскошной, но вполне соответствующей случаю. Ливрея извозчика и вовсе оказалась изукрашена блестящими галунами почище генеральского мундира.
– Жди здесь, – велел я ему, отпер калитку и прошел в дом. А там присвистнул от удивления, застав Елизавету-Марию в вечернем платье из розового атласа с драпировкой тюлем, бисером и стразами.
– Пора? – поинтересовалась девушка, примеряя у зеркала шляпку. Миниатюрный ридикюль дожидался своего часа на полке.
– Пора, – подтвердил я.
Гостья подступила ко мне и взяла под руку.
– Тогда идем!
Я сдвинул очки на самый кончик носа и посмотрел на девушку поверх темных стекол. За время моего отсутствия она нанесла на лицо неброский макияж, и теперь накрашенные помадой губы больше не казались блеклыми и узкими.
– Что-то не так, Леопольд? – обворожительно улыбнулась Елизавета-Мария, без всякого сомнения довольная произведенным эффектом.
– Ты просто очаровательна, – ответил я, возвращая очки на место.
Мы спустились с крыльца и через мертвый черный сад зашагали к воротам.
– Как романтично! – неожиданно рассмеялась девушка и сорвала с цветника почерневшую гвоздику, мертвую, как и все вокруг. Изящные пальчики ловко обломили хрупкий стебель и вставили цветок в петлицу моего пиджака. – Вот так гораздо лучше!
Я обреченно вздохнул и попросил:
– Не делай так больше.
– Почему?
– Новые цветы уже не вырастут.
– О, Лео! – покачала головой моя гостья. – Ты тоже ценишь красоту мертвых цветов? Мы с тобой так схожи…
Я распахнул калитку, помог девушке забраться в коляску и, лишь когда тронулись с места, возразил:
– Дело не в этом. Просто я помню эти цветы еще живыми. Ценны связанные с ними воспоминания, а не их, как ты выразилась, красота…
– Надо ценить то, что имеешь, а не смотреть в прошлое, – укорила меня Елизавета-Мария. – Советую жить сегодняшним днем, дорогой…
– Как скажешь.
– Или это дом накладывает на тебя свой отпечаток? – продолжила ворковать девушка. – Твой дворецкий – тоже странный. Просто поразительное самообладание, никогда такого не встречала.
– Старая школа, – вновь отделался я парой слов, не желая говорить о Теодоре.
– Тебя что-то беспокоит, Леопольд? – присмотрелась ко мне Елизавета-Мария.
– А сама как думаешь? – мрачно глянул я на нее сквозь темные стекла очков.
Девушка только беззаботно рассмеялась.
– Все будет хорошо!
– Будем надеяться, – хмыкнул я и о просьбе инспектора распространяться не стал.
О просьбе инспектора не хотелось даже думать, не то что озвучивать ее вслух.
Вскоре узенькие улочки старых районов остались позади, и колеса перестали подпрыгивать на неровной брусчатке, но на смену тряске пришел затянувший улицы смог. Из-за дыма с фабричных окраин запершило в горле, и Елизавета-Мария замолчала, прикрыв лицо надушенным платочком.
Легче стало, лишь когда коляска повернула на Ньютонстраат и впереди замаячила громада штаб-квартиры полиции. К центральному входу выстроилась целая вереница экипажей; извозчики высаживали пассажиров и сразу отъезжали, поэтому я условился с возницей, где именно он станет нас встречать после окончания приема, соскочил на тротуар и протянул руку спутнице. А когда та спустилась с подножки, задавил последние крохи сомнений и повел Елизавету-Марию к распахнутым настежь дверям Ньютон-Маркта.
