Сердце я вырежу сам, сердце отдам тебе!
Филипп Август. бэнд. Ли Тэн
Часть первая
Падший. Титановый клинок и сила воображения
1
Рожденный ползать летать не может? Воистину так!
Люди просто не созданы для полетов. Любой полет обречен закончиться падением, и чем выше взлетаешь, тем плачевней последствия. Вспомнить, к примеру, падших…
Я открыл глаза, сразу зажмурился, но поздно – клок подернутого серой дымкой неба уже завертелся-закружился, создавая иллюзию, будто лежу на спасательном плоту посреди гигантского водоворота. При одной только мысли о необходимости подняться на ноги сделалось дурно, так и остался малодушно валяться посреди смягчившей падение кучи мусора.
Осторожно вздохнул, и ребра немедленно пронзила острая боль. Но когда вздохнул второй раз, неприятные ощущения пошли на убыль, давая понять, что посчастливилось отделаться простым ушибом спины. Ни обломков кирпича, ни осколков бутылок, по счастью, среди принявшего меня в свои объятия хлама не оказалось.
Это радовало. Хотя и не особо, учитывая обстоятельства падения, но все же радовало.
И я вновь открыл глаза.
Мрачные стены домов возвышались со всех сторон глухим колодцем, над ними маячило серое небо, недоброе и хмурое, как и все вокруг. Неожиданно тени сгустились еще больше, и над крышами проплыло брюхо армейского дирижабля с квадратами наглухо задраенных оружейных люков. Мелькнули хвостовые стабилизаторы и киль, сверкнули солнечными отблесками ствольные блоки гатлингов, и вот уже воздушное судно скрылось из виду, будто его и не было вовсе.
Неважно! Вывалился я вовсе не из гондолы этого летающего монстра, нет: в недолгий полет меня отправили из щерившегося осколками окна на втором этаже.
Хотя, если начистоту, отправили – это громко сказано.
– Леопольд! – эхом прокатился по двору далекий крик. Гулкий топот, и миг спустя уже ближе: – Лео! Проклятье, где ты?!
В арке мелькнули отблески электрического фонаря; яркий луч пробежался по стенам, вильнул в мою сторону и сразу погас. А только глаза вновь начали привыкать к темноте, во двор ступил невысокий констебль в форменном плаще и фуражке, чья крупнокалиберная лупара недобро щерилась дульными срезами счетверенных стволов.
– Убери! – потребовал я, досадливо морщась.
Рамон Миро мгновение помедлил, потом все же передвинул ружье на сгиб локтя левой руки.
– Ты в порядке? – спросил он, настороженно озираясь по сторонам.
– Буду, – ответил я немногословно, но емко.
– Точно? – засомневался черноволосый крепыш, протягивая свободную руку.
Я раздраженно оттолкнул ее в сторону. Собрался с силами, самостоятельно перевалился на бок и даже успел приподняться на одном локте, прежде чем наверху вновь раздался звон разбитого стекла.
В скалящемся осколками оконном проеме возник круглолицый господин средних лет в сером костюме-тройке и столь же неброском котелке. Он рукоятью трости вышиб из рамы еще одну стекляшку, затем посмотрел на меня, и его физиономия приобрела выражение крайней степени неодобрения.
– Где суккуб, Лео? – спросил инспектор Уайт. – Где эта дрянь?
Я повернул голову сначала в одну сторону, затем в другую, оглядев таким образом помойку, в которой валялся, и невесело усмехнулся:
– Ну… здесь ее точно нет, инспектор.
– Детектив-констебль Орсо! – отчеканил Роберт Уайт, давая понять, что шутки сейчас совершенно неуместны. – Отвечайте немедленно, где эта тварь!
– Не знаю, – сознался я тогда. – Просто… На самом деле, мало что помню, после того как меня выкинули из окна.
– Чрезвычайно прискорбное обстоятельство, – поморщился инспектор и скрылся из виду.
Я повалился обратно на спину и обреченно вздохнул, потом взглянул на Рамона и спросил:
– Ну, чего ты пялишься?
Констебль неопределенно хмыкнул и отвернулся. На его невозмутимом, красноватого оттенка лице не отразилось ни тени эмоции, но меня показное безразличие в заблуждение ввести не смогло – разочарование сослуживца ощущалось буквально физически.
Плевать! Еще начальника успокаивать…
Я уселся посреди мусора, и сразу закружилась голова. Не успел еще толком прийти в себя, а уже хлопнула дверь черного хода, и на высоком крыльце показался инспектор Уайт.
– Лео, – необычно мягко произнес он, с брезгливой гримасой оглядывая темный двор, – Лео, какого дьявола тут произошло?
Спешить с ответом я не стал. Сначала поднялся на ноги и за обрезиненный шнур подтянул к себе раздвоенный на конце телескопический электрощуп, после неопределенно пожал плечами.
– Роковое стечение обстоятельств, – заявил, когда затянувшаяся пауза стала совсем уж неприлично длинной.
– Вот как? – хмыкнул инспектор, и его серые глаза выцвели, потеряв остатки и без того блеклых красок.
Сиятельный Роберт Уайт обладал чрезвычайно полезным в нашей работе талантом – он чуял ложь. Не знал наверняка, когда ему лгут, но, подобно обученной ищейке, легко чувствовал сознательное намерение собеседника ввести его в заблуждение. Очень, очень удобный талант достался ему от замаранных кровью падших родителей…
Именно поэтому я даже не стал пытаться юлить и просто поднял руку с электрощупом.
– Слабая искра, – сообщил инспектору.
– Да неужели? – озадачился Роберт Уайт.
В этот момент к нам присоединились два констебля в форменных прорезиненных плащах и с новомодными самозарядными карабинами на изготовку. Коробчатые магазины нелепо торчали вверх, но понимающих людей это обстоятельство нисколько не смущало; в условиях скоротечных перестрелок укороченная винтовка Мадсена – Бьярнова зарекомендовала себя с самой лучшей стороны.
– Проблемы с электрической банкой, думаю, – предположил я, не обращая внимания на скептические взгляды коллег.
– С головой у тебя проблемы, Лео! – немедленно выдал рыжий констебль.
– Джимми, ты не прав! – вступился за меня парень с коричневыми от жевательного табака зубами, но лишь для того, чтобы сразу уточнить свое высказывание: – Просто руки у человека кривые.
Рыжий с довольным видом хохотнул:
– Билли, дружище! Одно другого вовсе не исключает!
– А ведь ты совершенно прав, Джимми! В нашем случае одно другое скорее дополняет!
Я не обиделся; Джимми и Билли – известные хохмачи, им только дай позубоскалить. Но инспектор ждал объяснений, поэтому мысль ткнуть электрощупом залившегося лающим смехом Билли показалась мне удачной вдвойне.
