Одной из основных причин неудачного исхода операции стало то, что командование юго-западного направления не уделило должного внимания оперативному обеспечению ударных группировок Юго-Западного фронта с юга силами Южного фронта. Необходимо было усилить Южный фронт и поставить перед ним более четкие задачи по обеспечению наступления своего правого соседа от вероятных контрударов. Фронт даже не имел достаточных сил для создания прочной обороны в полосах 9-й и 57-й армий, где контрудар врага был наиболее вероятен. Это явилось, кстати, нарушением директивных указаний Ставки фронтам и армиям юго-западного направления, требовавших развития полевых укреплений в обороне на глубину до 10–12 км
[171]
.
Недостатки планирования, допущенные штабом юго-западного направления, усугублялись слабым знанием сил противника и недооценкой его возможностей в использовании резервов и переброске войск с других участков фронта на угрожаемые направления. Ошибка в определении количества немецких войск, находившихся перед Юго-Западным фронтом (на 1 апреля), была к началу его наступления значительная: четыре пехотные и одна танковая дивизии. Планом наступления предусматривалась возможность перегруппировки противником пяти-шести дивизий из глубины лишь на пятый-шестой дни операции. Фактически же резервы стали прибывать на участки прорыва на второй день наступления. Главное же заключалось в том, что возможность появления крупных сил врага на южном фасе барвенковского выступа и вероятность нанесения ими контрудара во фланг южной ударной группировки фронта вообще не предусматривалась. В действительности для нанесения контрудара в полосе 9-й армии к 17 мая противник дополнительно к имевшимся здесь силам добавил пять пехотных и одну танковую дивизии. А всего за время наступления немецкое командование ввело в сражение из резерва двенадцать пехотных и одну танковую дивизии.
Несоблюдение скрытности передислокации войск, длительная их перегруппировка позволили командованию противника в основном раскрыть замысел нашей операции, а затем осуществить контрманевр на угрожаемые направления соединениями своей 6-й армии, а также прибывшими резервами. Советские войска лишились такого важного фактора достижения успеха в любой операции, сражении или бою, как внезапность.
Важно подчеркнуть, что, располагая полуторным превосходством над противником по артиллерии и более чем двукратным по пехоте и танкам, командующий войсками Юго-Западного фронта не смог создать решающего превосходства в силах на направлениях главных ударов армий (за исключением танков в полосе 6-й армии). Максимальное превосходство над врагом было достигнуто лишь на участке прорыва 28-й армии: по пехоте – в 2,8 и артиллерии – в 2,2 раза. Несмотря на то что удар с барвенковского выступа считался главным, решительного массирования сил и средств на этом направлении достигнуто не было: на севере на 1 км участка прорыва плотность артиллерии была доведена лишь до 59,5 орудий и минометов, а на южном (главном) участке она не превышала 32 единиц. К участию в артиллерийской подготовке не привлекалась артиллерия резервных соединений фронтов и подвижных групп.
Взаимодействие войск надлежащим образом организовано не было. Действия родов войск на местности конкретно не согласовывались. Организуя управление, штабы всех степеней надеялись на надежность проводной связи и явно недооценивали радиосвязь. При значительном же удалении командных пунктов от переднего края создавалась реальная угроза нарушения работы средств связи и потери управления войсками с самого начала наступления.
Просчеты, допущенные командованием в организации наступления, не были своевременно выявлены и исправлены в ходе операции. Неверное представление о силах и возможностях противника и об успехах своих войск продолжало оставаться у командующего войсками Юго-Западного фронта и его штаба длительное время. Это удерживало от своевременного ввода в сражение вторых эшелонов и подвижных групп. В 28-й армии, например, дивизии второго эшелона в первый день наступления находились в районах сосредоточения. Лишь позже одна из них была использована для ликвидации блокированного вражеского гарнизона в Терновой, а вторую вывели в резерв армии, где она оставалась до конца наступления. Второй эшелон 6-й армии (две стрелковые дивизии и одна танковая бригада) в течение всего наступления находился на удалении 10–12 км от соединений первого эшелона. Такое расстояние исключало возможность своевременного ввода их в сражение для завершения прорыва обороны врага и выхода на оперативный простор. В северной ударной группировке подвижная группа – 3-й гвардейский кавалерийский корпус – использовалась для выполнения частных задач.
Следовательно, и на северном, и на южном направлениях усилия, предпринятые войсками первых эшелонов, не были своевременно наращены вторыми эшелонами, что ослабило темпы наступления, дало противнику возможность перебросить из глубины свои резервы, снять часть сил с пассивных участков фронта. Разведка своевременно не вскрыла перегруппировку и выдвижение вражеских оперативных резервов к районам боевых действий. Перегруппировка войск противника перед Южным фронтом, произведенная в период с 13 по 16 мая, вообще осталась нераскрытой.
Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян справедливо выделяет и ряд объективных причин поражения. Он считает, что нашу неудачу в этой операции в известной степени обусловили и имевшиеся существенные недочеты в организационной структуре войск.
Важным козырем в руках немецкого командования являлись его танковые и моторизованные дивизии. Каждая из пяти танковых дивизий в составе группы армий «Юг» имела 170–185 танков. Наряду с этой ударной силой немцы располагали несколькими моторизованными дивизиями, обладавшими высокой маневренностью. Почти все эти соединения в свое время принимали активное участие в боевых действиях в Западной Европе, на Балканах, имели большой опыт ведения боевых действий на советско-германском фронте. Эти дивизии были хорошо организованы, обладали большой ударной силой и высокой подвижностью, имели прекрасно отработанные приемы организации и поддержания тесного взаимодействия на поле боя со своей авиацией.
В сравнении с ними советские бронетанковые войска, состоявшие преимущественно из недавно сформированных отдельных танковых бригад, лишь небольшая часть которых была поспешно сведена в танковые корпуса, во многих отношениях оказались слабее. Значительная часть этих танковых формирований еще не имела такого боевого опыта, чтобы в первых же боевых столкновениях с опытным противником оказаться на высоте.
Необходимо подчеркнуть также, что советские танковые соединения в этот период из-за незавершенности организационных мероприятий имели сравнительно небольшой боевой состав для самостоятельного ведения боевых действий. Отдельная танковая бригада состояла из двух танковых батальонов по 22 машины в каждом (один из этих батальонов имел средние танки, другой – легкие танки устаревших типов) и мотострелкового батальона. Артиллерии в бригаде не было. Танковый корпус состоял из трех танковых и одной мотострелковой бригад.
Важную роль в ходе боевых действий сыграли немецкие военно-воздушные силы. Противник превосходил советские войска в количестве боевых самолетов, более рациональным организационным построением своей авиации и более гибкой системой централизованного управления ею во время операции. Действительно, на всем южном крыле Восточного фронта, включая Крым, в начале летней кампании противник имел мощный 4-й воздушный флот, в состав которого входило свыше 1200 боевых самолетов (700–800 бомбардировщиков, 250–300 истребителей и 125 разведчиков). Имея единое командование, единые органы управления и аэродромного обеспечения, они без особого труда сосредоточивали основные усилия для массированного боевого применения на тех оперативных направлениях, где решалась участь самых важных сражений и операций.
