Однако Временное правительство пока твердо стояло за Алексеева – сказывалась, вероятно, совместная работа многих его членов со Ставкой, с одной стороны, с другой – это было противодействие мнению председателя думы, о плохих взаимоотношениях которого с Алексеевым было известно в правительственных кругах.
Правительство, следовательно, продолжало отстаивать свою кандидатуру, причем теперь уже и из престижных соображений. Гучков тем временем направил командующим войсками фронтов и армий следующую телеграмму: «Временное правительство, прежде чем окончательно решить вопрос об утверждении Верховным главнокомандующим генерала Алексеева, обращается к вам с просьбой сообщить вполне откровенно и незамедлительно ваше мнение об этой кандидатуре».
Большинство генералов ответили на запрос военного министра полным согласием. Лишь командующий 5-й армией генерал Драгомиров высказал опасение, что «вряд ли генерал Алексеев способен воодушевить армию, вызвать на лихорадочный подъем…» Уклончиво ответил и генерал Рузский: «По моему мнению, выбор Верховного должен быть сделан волею правительства». «По своим знаниям подходит вполне, – телеграфировал Брусилов, – но обладает важным недостатком для военачальника – отсутствие силы воли и здоровья после перенесенной тяжелой болезни».
Итак, генерал Алексеев назначался Верховным главнокомандующим русской армии и флота. Должность начальника штаба принял генерал от инфантерии В. Н. Клембовский. Проработал он, правда, не долго. 25 марта в Ставку прибыл генерал А. И. Деникин с предписанием военного министра о вступлении в должность начальника штаба. «Такой полупринудительный порядок назначения Верховному главнокомандующему ближайшего помощника, – отмечал в связи с этим Антон Иванович, – не прошел бесследно: между генералом Алексеевым и мною легла некоторая тень, и только к концу его командования она рассеялась. Генерал Алексеев в моем назначении увидел опеку правительства… Вынужденный с первых же шагов вступить в оппозицию с ним, оберегая Верховного – часто без его ведома – от многих трений и столкновений своим личным участием в них, я со временем установил с генералом Алексеевым отношения, полные внутренней теплоты и доверия».
К концу марта должность первого генерал-квартирмейстера вместо генерала Лукомского занял генерал Юзефович, второго генерал-квартирмейстера – генерал Марков. На посту генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича заменил генерал Ханжин.
Изменения, происшедшие за последний месяц в Ставке, конечно же, сказывались на характере работы. Объем же решаемых задач все возрастал – надвигался срок, намеченный межсоюзной конференцией, а также перехода русских войск в наступление. Положение же в армии и на флоте было крайне сложным, и это прекрасно понимали в Могилеве. Обострились к тому же взаимоотношения с союзниками. Причиной этого стала телеграмма вновь назначенного главнокомандующего французской армии генерала Нивеля. «По соглашению с высшим английским командованием, – писал он, – я назначил на 8 апреля (по новому стилю) начало совместного наступления на Западном фронте. Этот срок не может быть отложен.
На совещании в Шантильи 15 и 16 ноября, – отмечалось в телеграмме, – было решено, что союзные армии будут стремиться в 1917 году сломить неприятельские силы путем единовременного наступления на всех фронтах с применением максимального количества средств, какое только сможет ввести в дело каждая армия. Я введу для наступления на Западном фронте все силы французской армии, так как буду добиваться решительных результатов, достижения которых в данный период войны нельзя откладывать.
Вследствие этого прошу вас, – делался генералом Нивелем вывод, – начать наступление русских войск около первых или средних чисел апреля (по новому стилю). Совершенно необходимо, чтобы ваши и наши операции начались одновременно (в пределах нескольких дней), иначе неприятель сохранит за собой свободу распоряжения резервами, достаточно значительными для того, чтобы остановить с самого начала одно за другим наши наступления… Должен добавить, что никогда положение не будет столь благоприятным для (русских) войск, так как почти все наличные немецкие силы находятся на нашем фронте, и число их растет здесь с каждым днем!»
В кратком ответе генерал Алексеев указал на невозможность выполнения предложенного французским главнокомандующим плана, подчеркнул определенную некорректность тона телеграммы. В весьма сдержанной манере он постарался объяснить генералу Нивелю опасность, которую представляет для всех союзников его чрезмерно поспешный план общего наступления.
Спустя трое суток была получена новая телеграмма. Генерал Нивель настаивал на немедленном наступлении русских войск, весьма нравоучительно добавив, что «в настоящее время лучшим решением в интересах операций коалиций и, в частности, принимая во внимание общее духовное состояние русской армии, был бы возможно скорый переход ее к наступательным действиям».
Это новое требование и развязная ссылка на психологическое состояние русской армии привели Михаила Васильевича буквально в ярость. 2 апреля он направил военному министру следующее сообщение: «Если успокоение, признаки коего имеются, наступит скоро, если удастся вернуть боевое значение Балтийского флота, то, кто бы ни был верховным, он сделает все возможное в нашей обстановке, чтобы приковать к себе силы противника, ныне находящиеся на нашем фронте… Но ранее начала мая нельзя приступить даже к частным ударам, так как весна только что начинается, снег обильный, и ростепель будет выходящей из ряда обычных».
Однако «генеральное наступление» на Западном фронте уже началось.
События развивались в основном так, как предсказывал Алексеев. Чрезмерно пылкий генерал Нивель допустил явный просчет, английская и французская армии попали в западню. На севере англичане не смогли преодолеть германские оборонительные укрепления и, продвинувшись всего на несколько миль, были остановлены, неся тяжелые потери. В Шампани французская армия также потерпела сокрушительное поражение, потеряв огромное число убитыми. Еще более тяжелыми были, пожалуй, последствия психологические. В ряде корпусов солдаты стали проявлять все большее недовольство офицерами, все шире распространялась антивоенная пропаганда, усилились требования немедленного заключения мира. Напряжение достигло высшей точки, когда два корпуса, взбунтовавшись, начали поход на Париж.
15 мая генерал Нивель был снят с поста главнокомандующего и заменен генералом Петеном.
В середине апреля Алексеев направил военному министру развернутый доклад. В нем, нарисовав безотрадную картину армии и флота, он сделал вывод о необходимости отсрочить наступление на несколько месяцев, придерживаясь до июня – июля строго оборонительного плана действий. Правительство, однако, не согласилось с предложениями Верховного главнокомандующего. Запросили мнения командующих фронтами. Генерал Рузский считал целесообразным ограничиться обороной, командующие же Западным и Юго-Западным фронтами высказались за активные действия. Суждения подчиненных повлияли на решение генерала Алексеева: он отдал директиву на подготовку наступления. Главный удар предполагалось нанести в полосе Юго-Западного фронта.
