Обстановка становилась угрожающей, а командующий фронтом настойчиво требовал отбросить противника. Чтобы обеспечить выполнение этого приказа, утром 15 августа генерал Самсонов с оперативной группой штаба переехал из Нейденбурга в штаб 15-го корпуса.
К вечеру положение 2-й армии стало крайне тяжелым. Переход в наступление, намеченное на этот день, не удался. Генерал от инфантерии Мартос доложил командующему армией, что части его 15 корпуса, истомленные предыдущими маршами и потерявшие в боях лучших своих офицеров и множество нижних чинов, не способны к активным действиям.
Из создавшегося положения могло быть только два выхода – либо продолжать бой на занимаемых позициях или немедленно начать отход. В первом случае шансы на успех pавнялись нулю. Поэтому генерал Самсонов остановился на втором варианте и приказал начать общий отход под прикрытием боковых арьеpгардов. Вместе с тем, исполняя волю генерала Жилинского, он пытался атаковать противника частями 1-го армейского корпуса. Но безрезультатно.
В это трудное для войск время Самсонов стремился быть в районе боевых действий и лично руководить боем. Итог оказался плачевным. Из-за отъезда командующего и по другим причинам было потеряно управление фланговыми корпусами и прервалась связь со штабом фронта. Спешно отошедший 23-й корпус оголил тылы соседнего 15-го корпуса. Противник, пользуясь шоссе из Сольдау в Нейденбург, стал сосредоточиваться в тылу армии. Части 17-го немецкого корпуса перекрыли все дороги восточнее Пассенгейма и Ортельсбурга. 2-я армия фактически оказалась в окружении.
Некоторые полки охватила паника. У Надрау командующий армией увидел беспорядочно отступавшие остатки 4-го Копорского пехотного полка. Огромным усилием он остановил их. Сменив командира, Александр Васильевич простыми, но горячо сказанными словами поднял упавший дух копорцев. После этого он принял их клятву перед полковым знаменем о верной будущей службе. Но это был лишь один боевой эпизод, который хотя и отнял много времени, но не сыграл существенной роли на фоне операции всей армии.
Утром 16 августа генерал Самсонов объехал части, собравшиеся в районе Орлау, уточнил потери. Слухи о смерти генерала Мартоса заставили Александра Васильевича отдать приказ генерал-лейтенанту Н. А. Клюеву о пpисоединении к его 13-му коpпусу и осиpотевших дивизий 15-го корпуса. Но, пожалуй, это был один из последних приказов командующего 2-й армией.
Лагерь для русских военнопленных в Баварии.
В этот день генерал от кавалерии А. В. Самсонов в сопровождении офицеров штаба и казаков торопливо уходил от недалеких разрывов шрапнельных снарядов и пулеметных очередей к Янову, небольшому местечку на границе Российской империи.
Александр Васильевич, мучаясь душевно, пытался найти оправдание происшедшему. В чем его вина? Ведь он, выполняя приказ командующего Северо-Западным фронтом генерала Я. Г. Жилинского, повел армию в наступление. Правда, не дождавшись развертывания тыла. Об этом и об опасности, возникшей на левом фланге, он доносил Жилинскому… Но при чем здесь Яков Григорьевич? Армию-то вел он, генерал Самсонов. Похоже, и ему теперь уготована участь генерала А. Н. Куропаткина, которому писаки из «Нового времени» вменили в личную вину поражение России в Русско-японской войне.
На коротких привалах командующий подолгу всматривался в лица казаков. Они, не раз рисковавшие жизнью в бою, выглядели насмерть перепуганными.
– Кому теперь нужна их жертвенность? – подумал Самсонов и отпустил казаков. Они быстро исчезли в лесу. С генералом остались лишь несколько офицеров штаба армии да денщик.
Быстро темнело. Группа поднялась и продолжила путь. Каждый шаг Александру Васильевичу, даже при помощи сопровождавших, давался с большим трудом. Он тяжело дышал, душила астма.
Наконец, остановка на ночевку. Самсонов лег на заботливо постеленную попону. Закрыл глаза. Уснуть, однако, не мог. До него доносилось ровное дыхание спящих. Где-то вдалеке по-пpежнему, хотя и pедко, все еще стреляли.
– Чего ждать? Зачем мучить людей? – билась ищущая выход мысль. – Они дойдут и без меня.
Александр Васильевич тихо встал. Шел несколько минут, пока не заболели ноги. Найдя сухое место, присел. Вытащил револьвер. Взвел курок. Барабан, щелкнув, повернулся.
– Прости меня, грешника, Господи! – прошептал Александр Васильевич и выстрелил в сердце. Пережить поражение ему не позволил долг воинской чести…
«Но разве Самсонов был хуже тех генералов, которые стояли во главе русских армий? Конечно же, нет! И как начальник, и как человек Александр Васильевич был обаятельной личностью, – писал Б. М. Шапошников, которому еще до мировой войны неоднократно приходилось встречаться с генералом Самсоновым по службе в Туркестанском военном округе. – Строгий к себе, приветливый с подчиненными, он был высоко честным человеком. Но жизнь бывает жестока, сплошь и рядом такие люди, как Самсонов, становятся жертвами ее ударов, а негодяи торжествуют, так как они умеют лгать, изворачиваться и вовремя продать самого себя за чечевичную похлебку в угоду другим. Самсонов не был таковым и поступил даже лучше многих «волевых» командующих армиями».
Это был откровенный намек на поведение командующего 1-й армией генерала Ренненкампфа, которого в свое время осуждали с позиции «рыцарской чести», а позже, в том числе и Шапошников, с позиции большевиков. Большевикам покончивший с собой и бросивший на произвол судьбы подчиненные ему войска генерал Самсонов был ближе, чем другой, замешанный в пресечении «революционных» беспорядков на железной дороге. Так история на долгие годы сделала свой выбор.
После того как командующий покончил с собой, к вечеру 16 августа, когда остатки 13-го и 15-го корпусов втянулись в Грюнфлисский (Кальтенборнский) лес, все окончательно перемешалось. Всякое руководство их действиями было утрачено. Попытки пробиться через кольцо германских войск потерпели неудачу. Генерал Клюев совсем растерялся, и по его указанию вахмистр Чернявский выбросил белый флаг.
Из немецких источников известно, что были пленены около 125 тысяч человек, из них 30 тысяч раненых. На поле сражения пали более 40 тысяч солдат и офицеров. Было захвачено около 500 орудий. Вырвались из окружения 171 офицер и 10 300 солдат. Большая часть этих людей выбиралась скрытно, поодиночке или группами. Некоторые выходили с боем. Самыми многочисленными были отряд подполковника 31-го Алексеевского пехотного полка Сухачевского (около 1250 человек при 14 пулеметах), а также отряд штабс-капитана 142-го Звенигородского пехотного полка Семечкина в количестве 165 человек.
Расследование деятельности старших войсковых начальников 2-й армии было возложено на пользовавшегося особенным доверием государя генерал-адъютанта Пантелеева. Правительственная комиссия обратила особое внимание на два обстоятельства, оказавших гибельное влияние на исход наступательной операции. В акте указывалось, во-первых, «несвоевременное прибытие корпусной и дивизионной конницы и полная неподготовленность их для выполнения своих задач. Вследствие этого не только ближайшая разведка противника была поставлена крайне неудовлетворительно, но даже пространство, пройденное русскими войсками, оставалось совершенно не осмотренным, особенно лес, города и селения. Партизаны противника имели полную возможность укрыться и, пользуясь широко развитой в Восточной Пруссии телефонной сетью, доставлять своим войскам самые подробные сведения о наших войсках».
