На то, чтобы развернуть все в обратную сторону, потребуется какое-то время. Сын уже слишком дорого обошелся ей. Она потеряла из-за него нескольких самых нужных людей. С разгромом Доббин-Хауса, нападением на корабль и освобождением сына маркиза она понесла немалый ущерб. Более того, те люди, с которыми она вела дела, теперь неохотно шли на сделки с ней, опасаясь, что ее сын каким-то образом узнает об их совместных предприятиях и станет их преследовать.
«Брент и эта сука Уорлок, которую он огуливает, должны умереть», – подумала Летиция. И опять постаралась остудить свой гнев. Пока же она будет придумывать, как это устроить, следовало осадить Брента, чтобы он в полной мере вкусил горечь поражения. Причем нужно исхитриться и устроить все так, чтобы никто не смог обвинить ее в убийстве.
Она посмотрела на Джона – своего теперешнего любовника и раба. Единственное, чему научил ее развратный ублюдок – ее муж, – так это тому, как пользоваться мужской похотью. Джон ни в чем не мог ей отказать. А если бы ему вдруг вздумалось воспротивиться, то она смогла бы не один раз понаблюдать, как его казнят. Ведь руки у него были по локоть в крови. Хотя убивал Джон против своей воли и шел на это неохотно. Что ж, ей потребуется приложить максимум усилий, чтобы заставить его отправить на тот свет Брента и ту женщину.
На миг Летиция всерьез задумалась: а не сжечь ли дотла этот дом, чтобы лишить сына удовольствия владеть им? Она глянула по сторонам и поняла, что у нее рука на такое не поднимется. Дом был символом ее успеха, и она сохранит его за собой, даже если ради этого ей временно придется отступить.
Она вспомнила про еще один приз, которого ее лишил Брент, – Агату, свою нежную, робкую дочурку. Или, может, не такую уж и робкую, если сумела добиться возвращения братца в Лондон, чтобы помог ей. Как бы там ни было, Минден отчаянно желал эту девочку. Он почему-то убедил себя, что юная невинная девушка из благородной семьи станет для него лекарством от сифилиса, который гложет его тело и разум. Какая глупость! Ему уже ничто не поможет. Однако она, Летиция, воспользуется шансом облегчить его кошелек на солидную сумму. Так что ей удастся заработать и одновременно плюнуть в лицо своему самоуверенному сыну.
– Эй, Джон! – позвала она с улыбкой, от которой – ей это было совершенно точно известно! – его скрутит от похоти. – Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.
– Вы же знаете, для вас я готов на все. – Слуга подошел к ней и заключил ее в объятия.
Пришлось подавить отвращение, которое всегда охватывало ее, стоило какому-нибудь мужчине дотронуться до нее. Она ненавидела любовные ласки. Ненавидела все то, что было с этим связано, – беспорядок, пот, запахи и необходимость терпеть близкое присутствие мужчины, от которого хотелось чего-то добиться. Ей потребовалось много сил и времени, чтобы научиться скрывать свою ненависть к постельным развлечениям и к мужчинам вообще. Но как только стало понятно, что в ее распоряжении имелось нечто такое, от чего мужчины теряли голову, она начала использовать это ради своей выгоды, причем с неизменным успехом.
Летиция обвила руками шею Джона.
– Нужно, чтобы ты отправился на поиски Миндена. Скажи ему, что если он не станет действовать быстро, то потеряет Агату. Единственное, что от него требуется, – это принести оговоренную в последний раз сумму. И пусть забирает девчонку сегодня же.
– Я знаю, где его найти, миледи. – Джон поцеловал графиню в шею. – Вы хотите, чтобы я ушел прямо сейчас?
Почувствовав, как слуга прижимается к ней своим возбужденным мужским естеством, Летиция чуть не выругалась. Но она знала: в самое ближайшее время ей еще много чего потребуется от Джона. И было ясно, что его придется уговаривать. «Так что лучше начать уговоры прямо сейчас», – решила графиня и с улыбкой ответила:
– Нет, я думаю, у нас еще есть время.
* * *
Брент нашел Олимпию в ее спальне, за письменным столом. Судя по всему, сегодня у нее была обильная почта. Ее родственники не раз демонстрировали свое искусство раскрывать секреты, хранимые его матерью, в том числе те, которые она использовала, чтобы заставлять людей делать то, что ей требовалось. Очень скоро у них будет достаточно улик, чтобы отправить ее на виселицу. Или на каторгу. Брент подумал, что последний вариант предпочтительнее – пусть даже ей и удастся когда-нибудь избавиться от кандалов. Ведь на то, чтобы вернуться в Англию, все равно потребуется много времени.
Он подошел к Олимпии и поцеловал в шею, вдохнув аромат ее кожи и одновременно ощутив прилив желания.
– Как всегда, в делах? А тебе известно, что вместе со своими родственниками ты могла бы стать отличным сыщиком?
Баронесса рассмеялась:
– Смогу, конечно. Хотя моей семье очень быстро наскучат мои запросы на информацию по разным темам.
– А вдруг нет? Ты же говорила, что твои родственники любят совать нос в чужие секреты.
– Это правда, Брент. – Она повернулась, чтобы посмотреть на него. – Вид у тебя самодовольный. Нашел что-то такое, что положит конец играм твоей матушки?
Граф вытащил бумаги из кармана и протянул их Олимпии. Он бы сделал ей подарок, если бы удалось найти его до возвращения в Уоррен, но было ясно, что с этим придется подождать. А сейчас Брент получал удовольствие, наблюдая за ее лицом, пока она читала документы. От ее улыбки ему ужасно захотелось заключить ее в объятия.
– Ты все-таки добился своего, – сказала Олимпия и, обняв его, поцеловала.
– С помощью Эндрю, – поправил Брент. – Когда я первый раз пришел к нему, то подумал, что он слишком молод и, возможно, слишком мягок по натуре, чтобы заниматься таким делом. Но доверился твоему мнению и очень рад, что доверился. Он знает, как добыть информацию, а потом – к кому обратиться в том случае, если чиновник, нужный для решения вопроса, уже подкуплен.
– Значит, она воспользовалась компрометирующей информацией, которая у нее имелась на этого человека?
– Вот именно. Тот чиновник отказался менять принятое им решение из-за страха, что мать откроет его секрет самому дорогому для него человеку – его молодой жене, которую бедняга любит без ума. Твой кузен принял его отказ, но посоветовал ему рассказать обо всем жене, чтобы не стать пешкой в чужой игре. А затем он нашел другого чиновника – обладающего полномочиями изменить прежнее решение. Так что матушка в скором времени освободит семейный особняк, а с сегодняшнего дня она лишена прав на Агату.
Олимпия снова поцеловала Брента. Он выглядел таким довольным, почти счастливым. Но через секунду она поняла, что им обоим поцелуя мало – так велико было желание, охватившее их. Ей ужасно хотелось его, когда они были в Миртлдаунсе, – хотелось испытать наслаждение, которое он дал бы ей, чтобы избавить от страха за сына. Однако они должны были спать порознь, и у них не было ни минутки наедине, чтобы насладиться друг другом.
Брент понимал: сейчас он мог воспользоваться возможностью, и это будет вовсе не нежное и полное ласок соитие – желание переполняло его. В глазах же Олимпии он видел ответную страсть.
