– Тем не менее на порог меня никто не пускает.
Эндрю уже приготовился что-то ответить, но тут за дверью раздался шум, а затем – и громкие крики. В следующее мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Дэниел. Мальчик подбежал к Бренту и спрятался у него за спиной от разгневанного клерка, мчавшегося за ним по пятам.
– Достаточно, Картер, – остановил клерка Эндрю. – Я как раз ждал этого молодого человека.
– Что-нибудь случилось? – Брент обернулся к мальчику.
– На леди Олимпию напали в переулке. Мы с Эйбелом и Дэвидом вступились за нее, но прежде она получила несколько сильных ударов.
– Насколько серьезно она пострадала? – Брент натянул плащ и надел шляпу.
– Не очень серьезно. Но ей все равно досталось, она вся в синяках.
– Идите-идите, – сказал Эндрю, когда Брент вопросительно посмотрел на него. – Я попытаюсь сам найти что-нибудь такое, что поможет нам лишить вашу мать власти.
Несколько мгновений спустя Брент, сопровождаемый Дэниелом, оказался на улице. Он не сомневался, что мальчик ничего не скрыл от него и что Олимпия пострадала не сильно, однако ему нужно было увидеть ее собственными глазами, чтобы убедиться, что с ней все будет в порядке. К тому времени, когда они добрались до Уоррена, граф немного успокоился. И он сразу же поднялся в спальню баронессы.
Она спала. Энид как раз меняла ей холодную примочку, и Брент увидел огромный, в пол-лица синяк. Он приблизился к кровати, оглядел Олимпию и тихо потребовал, чтобы Дэниел рассказал ему, что случилось, – от начала до конца.
Когда мальчик повторил слова одного из нападавших, Брент почувствовал, как его охватывает гнев.
– Я скоро вернусь, – сказал граф и вышел из спальни.
Только когда он оказался перед особняком Малламов, ему удалось немного успокоиться. Брент забарабанил кулаком в дверь; когда же дворецкий открыл, граф отшвырнул его в сторону. Краем глаза он заметил, что кто-то из слуг кинулся в направлении Голубой гостиной, которую больше всего любила мать, и Брент тотчас же направился за ним.
В этой гостиной появились новые – и весьма дорогие на вид – предметы мебели. Когда он вошел в комнату, мать, сидевшая на маленьком диванчике с темно-синей обивкой, с удивлением посмотрела на него. Потом в ее глазах промелькнул страх, но через секунду она уже овладела собой.
– Тебе запрещено показываться в этом доме, – сказала графиня.
– Это мой дом, матушка. Вы занимаете его с моего позволения, но я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать это дело. Пусть им займутся мои адвокаты.
– Говори, что тебе нужно, и уходи. – В голосе матери звучал холод. Холод, казалось, исходил из самого ее сердца.
Впрочем, Брент сомневался, что у нее вообще имелось сердце. «Вокруг матери всегда витала эта ледяная атмосфера», – вдруг сообразил он. Мать никогда не выказывала привязанности к своим детям. С течением времени этот холод все больше овладевал ею, проникая в глубину сердца, но было несомненно, что она несла его в себе от рождения. Олимпия, судя по всему, оказалась права: у Летиции Маллам имелся какой-то душевный изъян.
– На леди Уорлок сегодня напали. По вашему приказу.
В ответ на прямое обвинение графиня почти не отреагировала – лишь сверкнула глазами.
– Ты несешь чепуху. С какой стати мне отдавать приказы, чтобы с этой женщиной что-нибудь сделали? – Мать мельком взглянула на него. – Или она одна из твоих потаскух? Мне кажется, она слегка другого пошиба, не то что твои обычные пассии, хотя Уорлоков никто не ценит особо высоко.
– Не надо играть со мной в эти игры, матушка. Мне начинает казаться, что вы верите в собственную ложь. Я совсем не безмозглый пропойца, которого вы с легкостью можете обвести вокруг пальца. Это правда, в последние годы я чересчур увлекся вином. Но хорошо бы вам вспомнить, что на мне лежали все заботы об имении, а мои инвестиции приносят доход, позволяющий выдавать вам ежеквартальное обеспечение в королевских размерах. И еще… Обратите внимание, я разогнал всех ваших шпионов и взял под контроль собственный дом. В Филдгейте – это место, где я живу, если вы запамятовали, – вам больше не удастся заняться своей охотой. Ах да, я к тому же обнаружил целую толпу отцовских незаконнорожденных отпрысков.
– У него не было никакого права приводить всех этих ублюдков в мой дом. – Мать говорила так холодно, что Брент даже удивился, не увидев ледяного облачка, которое исходило бы из ее рта.
– Ни Филдгейт, ни этот дом вам не принадлежат. И этого никогда не будет. Хорошо бы вам время от времени вспоминать об этом. Боюсь, ваше содержание придется урезать. Тогда можно будет обеспечить всех незаконнорожденных детей. Слишком долго о них забывали.
Заметив, как левая щека матери начала подергиваться, Брент понял, что при упоминании об отцовских детях на стороне ледяная выдержка, которой графиня всегда пользовалась как доспехами, дала трещину. Да и к угрозе уменьшить ей выплаты она могла отнестись весьма серьезно.
– Ты не имеешь права поступать так. Мы заключили соглашение, и ты должен уважать его. В конце концов, ты рожден и воспитан джентльменом. Возможно, тебе стоит перечитать…
– Это ни к чему, – перебил Брент. – Я помогал составлять текст нашего соглашения и читал его очень внимательно. Теперь посмотрю, как можно его аннулировать. И чем скорее – тем лучше. Нападение на леди Уорлок лишает смысла все наши договоренности. Вы не выполнили вашу часть сделки.
К сожалению, я долго ничего не предпринимал, чтобы осадить вас. Но с этим покончено. Мне известно, чем вы занимались, миледи, и если вы посчитали, что выполнять условия соглашения не в ваших интересах, то я тоже не стану их соблюдать. Я хотел даже забыть о вашем существовании, но вам было мало просто жить в этом доме и наслаждаться всеми возможностями, которые дает то положение, что вы занимаете в обществе, разве не так? Нет, вам нужно было снова начать свои игры. Что ж, на этот раз вы проиграете. – Брент наклонился к матери и заглянул в глаза, пылавшие злобой. – Если вы еще раз хотя бы попытаетесь побеспокоить леди Уорлок, я не просто уберу вас с пути. Не вздумайте поверить даже на кратчайший миг, что голос крови сможет остановить меня. Поверьте, я уничтожу вас.
Боясь, что не удержится и позволит себе сейчас что-то, о чем будет потом жалеть – руки так и чесались влепить ей пощечину, чтобы стереть ледяное выражение с ее лица, – Брент стремительно вышел из комнаты. Он предупредил ее. Этого должно быть достаточно. Однако, возвращаясь в Уоррен, граф не испытывал особой уверенности в этом. Его матушка была особой весьма самонадеянной. За ней тянулся шлейф из многочисленных преступлений, причем такой длинный, что только ее смерть могла положить им конец. Она, вероятно, считала себя исключительно умной и полагала, что никто ее не разоблачит.
* * *
Брент вошел в спальню Олимпии и увидел, что она еще не проснулась. Он налил себе кружку ее любимого сидра, который она держала у себя в спальне. Вообще-то сейчас ему не помешала бы хорошая порция бренди, но пришлось усмирить свое желание. Сидя в кресле сбоку от кровати, граф пил маленькими глотками ароматный напиток.
