В прихожей был форменный бедлам, на кухне пахло горелым, а картошка до того разварилась, что превратилась в неаппетитное месиво. Елена выключила газ, открыла форточку. И села на табуретку, потому что внезапно потемнело в глазах и все предметы на кухне закружились вокруг нее.
– Мам! – услышала она испуганный Машин голос. – Мам, с тобой все в порядке?
– Ты же видишь, что не в порядке, – с трудом шевеля губами, проговорила Елена. – Дай воды!
Дрожащими руками Маша открыла бутылку ледяной минералки из холодильника и подала матери, не догадавшись даже налить в стакан. Елена отхлебнула воды, закашлялась, но кухонная утварь, висевшая на стенах, перестала кружиться перед глазами.
– Что это у тебя? – Маша схватила мать за руку. – Это он?
– Да успокойся, я просто обожглась о сковородку. Ох! – простонала Елена. – Больно!
– Мама, не плачь! – Губы у Маши дрожали. – Пожалуйста, не надо, а то я тоже…
Они обнялись и побрели из разоренной кухни в гостиную. Там уселись на диване и затихли. Слезы текли по щекам у обеих.
Маша вспоминала о том, как три месяца назад она захотела айфон. У Катьки Вороновой он уже был, у Дашки Лихачевой был, и вообще у многих. А мама сказала, что айфон – это дороговато, тем более сейчас не предвидится никаких особенных праздников. Вот ко дню рождения – может быть.
Ага, день рождения у Маши только в мае, так что же, почти год ждать? Но мама была непреклонна, бывает с ней такое – упрется, что называется, рогом и ни в какую. Тогда Маша решила действовать через отца. В конце концов, можно договориться, что айфон подарят ей на день рождения, только купят заранее. А ко дню рождения подарков не нужно. Ну, в общем, до мая еще дожить нужно, лишь бы сейчас айфон получить.
Она подгадала время, когда матери не было дома – та в выходной ушла в парикмахерскую. Звала с собой дочку, но Маша только отмахнулась – вечно ты со своими глупостями. Сидеть там и слушать, как тетки обсуждают пластику и ботокс – благодарю покорно!
Разговор она завела издалека, но папа все понял сразу, как будто ждал этого разговора.
– Вот что, Мария, – сказал он серьезным тоном, – не то чтобы мне жалко денег на айфон, хотя, конечно, по нынешним временам он кусается. Но ты уже взрослая, должна понимать, что деньги даром не достаются. Их зарабатывают.
И только было Маша расстроилась, что зря завела этот разговор, что вместо айфона она получит только внеочередную порцию нравоучений, как отец подмигнул ей и сказал:
– Вот об этом как раз я и хотел поговорить. Ты могла бы выполнять для меня кое-какие поручения, то есть будет считаться, что ты как бы зарабатываешь на айфон.
– А что надо делать? – обрадовалась Маша. – Только я же учусь, ты понимаешь…
Отец сказал, чтобы она не беспокоилась, что много времени у нее его поручения не займут, просто нужно раз в неделю, по средам, ездить по одному адресу и, позвонив в домофон, войти в подъезд и опустить в почтовый ящик конверт. И все, больше ничего не надо делать до следующей среды.
– Я согласна! – Маша обрадовалась.
– Ну вот, а как только я увижу, что ты можешь выполнять такое простое дело, я поручу тебе что-то посложнее. Но я знаю, что ты – девочка ответственная, ничего не перепутаешь, все сделаешь, как надо, – отец похлопал ее по плечу.
– Конечно! – Маша была счастлива.
Ее считают взрослой, она будет помогать отцу и зарабатывать деньги! Так даже лучше, потом можно будет сказать подружкам, что она заработала на айфон сама.
И пускай Дашка Лихачева сколько угодно дергает плечом и презрительно щурится – дескать, родители на то и существуют, чтобы потакать детям во всем, это их долг – все покупать и всячески баловать, все в классе знают, что по математике Дашка тормоз и родители ее сменили уже трех репетиторов, последний ушел со скандалом, обозвав Дашку на прощание тупой коровой.
– Да, вот еще что… – отец поглядел строго, – ты маме ничего не говори. Потому что она всполошится – как это, куда девочке ездить на другой конец города, начнет ахать и охать…
– Я поняла, – Маша кивнула.
– Вот-вот. Пусть это будет нашей с тобой тайной. Никто не будет знать – только ты и я, хорошо?
– Хорошо… даю слово.
И вот с тех пор она ездила на улицу Фиолетова каждую неделю. И опускала в почтовый ящик конверт. Она понятия не имела, что в этом конверте, он был заклеен. Обычный белый конверт, никаких картинок и надписей. Да ей и неинтересно было знать, что там. Мало ли какие у отца дела…
В прошлую среду она приехала и нажала номер квартиры на домофоне. И стояла долго, потому что ей никто не ответил. А потом дверь открылась, и из подъезда выскочил парень с собакой. Собака от неожиданности зарычала на Машу, и она поскорее проскочила в дверь. Все равно ведь ей нужно было в шестнадцатую квартиру, где жила Алина Михайловна. Но сначала – дело. И она машинально опустила конверт в почтовый ящик. А потом поднялась в шестнадцатую квартиру. Дверь оказалась открытой, и она, как полная дура, вломилась туда…
Машу передернуло, потому что перед глазами снова встало лицо убитой учительницы. Зачем, зачем она выскочила со своим предложением зайти к ней? Хотела помочь…
И еще потому, поняла она, что видела Алину Михайловну в предыдущую среду. Она тогда выходила из подъезда, а Маша входила. Маша еще удивилась, что они едва не столкнулись, а учительница ее не узнала. Правда, Маша сама ее едва узнала – одета была Алина Михайловна как картинка, сапоги на высоченных каблуках, волосы пышные. Хотела Маша про это подружкам рассказать, да не стала. Начнут спрашивать – где была, да зачем туда ездила, а она же слово дала отцу – никому про это не говорить.
Тут Маша вспомнила, каким страшным был отец совсем недавно, как кричал на нее, обозвал дурой и едва не ударил.
Маша поникла головой и прижалась к маме. Ей было очень себя жалко.
Елена здоровой рукой прижимала дочку к себе и вдыхала запах ее волос. На душе у нее было так скверно, что она даже не чувствовала боли в обожженной руке. Перед глазами стояло лицо мужа – страшное, оскаленное, незнакомое, глаза горят злобно, рот кривится и выплевывает отвратительные слова.
Никогда раньше она не слышала от него ничего подобного. Господи, хорошо, что Машка была в своей комнате. Надо надеяться, что она не слышала. И никогда об этом не узнает.
Елена вытерла слезы рукавом и стиснула зубы. Дочь не должна ничего узнать. Она сделает все, чтобы этого не случилось.
Андрей Зубров вышел из подъезда. Хотел хлопнуть дверью, но не получилось, доводчик заставил дверь закрыться плавно, беззвучно.
Зубров прошел по двору, где чуть в стороне была стоянка машин. Увидев свое отражение в стекле ближайшего автомобиля, он даже остановился, едва себя узнав. Весь расхристанный, пальто надето прямо на рубашку, шарф свисает из рукава и волочится по земле, как длинный хвост. Да и наплевать бы на все, но нельзя, ни в коем случае нельзя. Он должен выглядеть прилично, когда сядет за руль. А не то привяжется еще какой-нибудь въедливый мент на дороге, обратит внимание на машину, запишет номер. Ему сейчас мелкие неприятности не нужны, и крупных хватает.
