– Ты мне не веришь? – Кирилл искоса взглянул на нее.
– Верю, но ты, кажется, и сам никогда там не был… ты все время заглядываешь в этот листочек…
– Ну да, конечно! Он каждый раз собирает людей в новом месте. Так нужно. У него много врагов, и поэтому приходится принимать меры безопасности…
– Много врагов? – Тина ухватилась за последние слова. – Почему у него много врагов? Он делает что-то плохое, противозаконное?
– Он не делает ничего плохого! – выпалил Кирилл с неожиданным раздражением. – Просто у нового всегда много врагов! Новому всегда трудно пробивать себе дорогу!
Тем временем коридор кончился.
Они снова оказались на лестничной площадке – но только уже в другом доме.
Если первый дом показался Тине каким-то странным, словно вымершим, однако все же производил благопристойное впечатление, как аккуратно одетый и причесанный покойник, то этот дом был точно нежилым, полуразрушенным, скорее всего он был предназначен на слом. Окна были выбиты, даже рамы выломаны, ступени лестницы засыпаны занесенными в оконные проемы осенними листьями и строительным мусором. Двери квартир тоже были сломаны, они висели на одной петле или вовсе отсутствовали. За ними виднелись пустые нежилые комнаты в струпьях оборванных обоев.
– Куда мы пришли? – испуганно спросила Тина, оглядываясь по сторонам. – Ты, наверное, что-то перепутал… Здесь явно никто не живет, здесь невозможно жить!
– Ничего я не перепутал! – огрызнулся Кирилл и пошел на этот раз вниз по лестнице.
– Я не пойду! – твердо проговорила Тина, после такого похода на пальто можно было поставить крест. И вообще ей было противно. Тут, небось, крысы обитают.
– Ну, как хочешь! – ответил Кирилл, даже не обернувшись. – Можешь возвращаться, но это глупо, когда мы уже почти пришли…
Он даже не предложил проводить ее обратно. Нет, ну что за свинство! Сам пригласил, завел черт-те куда и норовит бросить! Хам какой! Но ведь не уступит.
Тина представила, что возвращается назад одна по темному коридору, по вымершей лестнице… и пошла вперед. Здесь, по крайней мере, она не одна… Но Кириллу это она припомнит.
«Да ничего ты ему не сделаешь, – возник в ушах насмешливый голос, – будешь таскаться за ним снова и снова…»
Тина с негодованием потрясла головой.
Они быстро спустились на первый этаж и оказались перед единственной в этом подъезде целой дверью. Дверь была старая, обшарпанная, покрытая облезлой масляной краской – но она хотя бы была заперта. И что уж вовсе удивило Тину, так это кнопки домофона. Кирилл снова сверился с бумажкой и нажал три кнопки. Никто не ответил, но дверь открылась. За ней опять была лестница – крутая, но не такая грязная, с целыми, хоть и вытертыми перилами и лампочками в железных намордниках, как у доктора Лектора. Они поднимались долго, Тина запуталась, считая этажи. И вот, когда она уже запыхалась, Кирилл остановился у обычной железной двери, выкрашенной буро-коричневой краской. Дверь была сплошная – ни звонка, ни глазка.
Кирилл подошел к ней и постучал особенным стуком – три удара, перерыв, один удар и снова три.
За дверью послышался шорох, скрип пола, потом негромкий и тоже скрипучий голос проговорил:
– Кто здесь?
– Касабланка! – отозвался Кирилл.
Должно быть, такой ответ удовлетворил человека за дверью. Раздался лязг задвижки, скрип замка, и дверь открылась.
Тина увидела высокую худую старуху с профилем хищной птицы. Старуха оглядела пришедших и сухо проговорила:
– Проходите, все давно уже собрались! Рудольф Иванович скоро явится!
Кирилл кивнул и прошел мимо старухи. Тина, опасливо оглядываясь, последовала за ним.
Они оказались в длинном извилистом коридоре, по стенам которого были развешаны мрачные картины. В основном это были портреты, выполненные в какой-то странной манере. Художник находил и выделял в своих моделях самые неприятные, отталкивающие черты – скупость и лживость, высокомерие и мстительность.
– Это мастерская известного художника, – пояснил Кирилл, обернувшись. – Он предоставил ее Рудольфу Ивановичу для сегодняшнего выступления.
– Рудольф Иванович – это и есть тот человек, о котором ты говорил?
– Да, это он! – почтительно произнес Кирилл. – Ты увидишь, какой он необыкновенный!
Коридор закончился, и они оказались в очень большой, ярко освещенной комнате. Вероятно, именно здесь обычно работал хозяин мастерской, но сейчас мольберты и столы с работами были отодвинуты к стене, а на освободившемся месте стояли в несколько рядов разномастные стулья, как в зрительном или лекционном зале. Почти все эти стулья оказались заняты.
Тут находились люди разного возраста, разного происхождения и разной социальной принадлежности – Тина увидела скромные свитера и курточки по соседству с дорогими дизайнерскими платьями и пиджаками. Единственное, что объединяло всех присутствующих – такой же, как у Кирилла, возбужденный блеск глаз, такое же выражение восторженного ожидания на лицах.
Кирилл нашел два свободных места в одном из задних рядов, и они с Тиной сели.
Зрители – вернее, соучастники – хранили почтительное молчание. Когда какая-то женщина тихонько кашлянула, соседи обернулись к ней и возмущенно зашикали, так что несчастная едва не провалилась сквозь землю.
Наконец в этой напряженной тишине раздались шаги.
Внезапно Тина почувствовала в душе нарастающий страх, как будто сейчас должно было произойти что-то ужасное. Она вжалась в свой стул, вцепилась в плечо Кирилла…
Ее спутник ничего не заметил – он в восторженном ожидании смотрел на дверь в глубине комнаты.
Вот эта дверь открылась – и на пороге появился высокий, очень худой человек в длинном черном одеянии. Это черное одеяние и удивительная худоба делали его еще выше, он казался противоестественно высоким и сверху вниз смотрел на всех присутствующих, как коршун, высматривающий с небес свою жертву. Длинные темные волосы были завязаны в хвост, глубоко посаженные глаза горели тусклым, мрачным огнем, как угли гаснущего костра.
Тина сразу же узнала этого человека.
Это именно с ним в библиотеке имени Гутенберга боролась несчастная Александра Ильинична… Именно от него Тина убегала тогда по крышам. Он ее преследовал, он хотел причинить ей зло, это про него говорили те двое в библиотеке, ему собирались поручить поймать ее. И он едва в этом не преуспел.
Тина еще глубже вжалась в свой стул, спряталась за широкую спину сидящего впереди мужчины.
А черный человек, остановившись перед зрителями, обвел их пристальным, пронзительным взглядом.
Тине казалось, что он ищет ее и что от его глаз невозможно укрыться – однако взгляд пробежал мимо, как пробегает по кустам ночной прожектор, черный человек поднял руки и проговорил глубоким, сильным голосом:
