Волосы всклокочены, тушь размазана, сама грязная как чума, да еще и пуговица на рукаве куртки вырвана с мясом. Ужас!
Кое-как пригладив волосы, она вытерла лицо платком, застегнула куртку и, дойдя до угла, подняла руку.
Остановились разбитые «Жигули». Водитель – небритый, с кривыми зубами, по-русски не понимал совсем. Тина дергала его за плечо и руками показывала направление. Так и доехали.
Самое удивительное, что Тина во время всех этих приключений не потеряла сумку. Она так и болталась на плече, хотя в процессе бегства раскрылась. Но ничего не выпало, все оказалось на месте – и кошелек, и косметичка, и мобильник, а ключи Тина всегда держала в кармане.
В сумке лежала еще книга, та самая, из-за которой получилась вся эта суета. «Следы на снегу», автор – некий Прошкин. Но Тина про книгу даже не вспомнила, у нее после всего пережитого была в голове только одна мысль – забраться в горячую ванну и лежать в ней долго-долго.
После ванны, однако, она не смогла сразу заснуть и взяла в руки книгу, открыв ее на случайной странице.
– Слышишь, барин? – Ли Фань остановился, настороженно прислушиваясь. Его собака негромко заскулила, прижалась к ноге хозяина. Шерсть на ее загривке поднялась дыбом.
Теперь и Артемьев услышал где-то вдалеке негромкую волчью перекличку. Вокруг быстро темнело, тайга окружала их, как вражеское войско.
– Волки… – проговорил Артемьев неуверенно и зябко поежился. – Может, косулю гонят?
– Нет, – ответил Ли Фань и огляделся, словно что-то потерял, – не косулю. Когда косулю гонят – они другим голосом говорят. Это, барин, они по нашему следу идут.
– По нашему? Но волки редко нападают на людей. И у нас ведь есть ружья! Мы отобьемся, если что…
– Это большая стая, барин! – опасливо проговорил китаец. – Сильно большая стая. И ночь, однако, наступает. Ночью волки сильно смелые становятся.
– Что же нам делать? Далеко ли до твоей фанзы? Не успеем мы до нее дойти?
– До фанзы не успеем, барин! До фанзы далеко, до волков близко. Костер делать надо, барин! Сильно большой костер, чтобы отпугнуть волков!
Они быстро собрали валежник. Артемьев достал спички, но Ли Фань презрительно отмахнулся, вытащил из-за пазухи огниво, сухой трут и в несколько секунд развел костер.
От яркого пламени сразу потемнело, резко и беспощадно на тайгу опустилась ночь. Артемьев подсел к самому огню, протянул над пламенем руки. Собака охотника втиснулась между ним и своим хозяином. Шерсть у нее стояла дыбом.
– Еще хворост надо! – озабоченно проговорил Ли Фань. – Много хворост надо, чтобы на всю ночь хватило!
Он снова направился к зарослям, но не успел дойти до них, как опять раздался волчий вой – на этот раз совсем близко.
Ли Фань покачал головой, вернулся к костру, сел на корточки, положил на колени ружье. Артемьев тоже приготовил свой карабин, проверил заряд. Собака вскинула голову, вглядываясь в чащу.
– Мало, однако, хвороста! – проговорил китаец. – Надолго не хватит!
Тут кусты на краю поляны раздвинулись, между ними мелькнуло серое, сверкнули горящие глаза. Ли Фань вскинул ружье, хотел выстрелить – но волк уже скрылся, и китаец положил винтовку, чтобы не тратить попусту порох.
А кусты вокруг то и дело шевелились – волки окружили поляну со всех сторон.
Китаец снова вскинул ружье, на этот раз выстрелил. В кустах негромко заскулили, что-то перебежало.
– Не убил, однако, – сокрушенно проговорил охотник, – только ранил. Сильно плохо. Волк теперь сильно злой, ни за что не уйдет!
В кустах продолжалась суета, то и дело волки коротко выли, словно переговаривались, словно строили коварные планы – как бы перехитрить людей, как бы добраться до них…
Костер тем временем понемногу догорал.
Все меньше оставалось хвороста, все ниже плясали языки пламени, и вместе с тем все ближе и ближе надвигалась темнота. И в этой темноте то и дело вспыхивали волчьи глаза, то и дело раздавался короткий вой и глухое рычание.
В какой-то момент Артемьев не выдержал и выстрелил в темноту – туда, где, как ему показалось, мелькнул волчий бок.
Выстрел не достиг цели – волк не взвыл от боли, только перебежал на другое место. Зато остальные волки придвинулись еще ближе к костру, как будто выстрел придал им новые силы.
– Зря стрелял, барин, – неодобрительно проговорил китаец, – зря заряд перевел!
– А что же нам делать? Так и ждать, пока костер догорит, и волки все разом на нас набросятся?
– Плохо, однако, – вздохнул Ли Фань, – ничего не поделаешь, лесного человека звать придется.
– Кого? – недоуменно проговорил Артемьев. – Какого человека?
– Лесного, – ответил китаец, – ваши люди его лешим зовут, наши – гулем…
– Какого лешего… – выдохнул Артемьев – что ты такое говоришь, я не понимаю…
Китаец тем временем достал из-за пазухи какой-то темный предмет. Артемьев не разглядел его, да он особенно и не вглядывался – он смотрел в темноту, где мерцали волчьи глаза. Ли Фань поднес этот предмет к губам, зашевелил пальцами, как флейтист – и странный предмет издал тонкий, едва различимый человеческим ухом звук, похожий на звучание флейты, только не той флейты, которую приходилось слышать Артемьеву в театре, а той, должно быть, на которой играл козлоногий Пан на заре истории.
Волки как будто забеспокоились и немного отступили.
Однако костер постепенно догорал, круг света становился все меньше и меньше, и волки смелели, сужая свое кольцо.
– Ну и где же твой леший? – пробормотал Артемьев, испуганно оглядываясь по сторонам.
– Скоро придет, – невозмутимо ответил китаец, не показывая страх или волнение.
Он снова поднес к губам свою удивительную флейту, снова издал тот же тонкий, печальный звук.
Артемьев не выдержал, вскинул винтовку и опять выстрелил в темноту. На этот раз ответом на выстрел был резкий болезненный вой – должно быть, пуля задела одного из волков.
– Не стреляй, барин! – забеспокоился китаец. – Лесной человек испугается и не придет!
– Да не говори ерунды! – огрызнулся Артемьев. – Нет никакого лесного человека, выдумки это, зато волки есть, и волков очень много! Нужно их перестрелять, пока они на нас не набросились!
– Плохо говоришь, барин! – пригорюнился китаец. – Не надо говорить плохо про лесного человека, он обидится и не придет…
– Он так и так не придет!
И в этот самый миг заросли поодаль от костра затрещали, казалось, сама тьма расступилась, и из нее стремительно вылетело огромное косматое существо.
