Прикрыли.
– У нас мало времени, – сухо произнес Фертье. – Давай.
– Уже даю, – пробормотал дяденька, приседая перед заслуженного вида советской двадцатилитровой канистрой. Присел, откинул крышку (сразу шибануло знакомым бензинным духом), склонился над горлышком…
И мощно втянул бензиновые пары в себя.
Костя непроизвольно приподнял брови.
А рядом с сидящим на корточках дядькой почти сразу открылся широченный, метра два с лишним в диаметре, ход, откуда хлынул яркий дневной свет. Ход еле помещался в гараже – будь он сантиметров на двадцать шире, точно задел бы кровлю.
– Ну! – скомандовал Фертье.
Первый охранник кинулся в ход самостоятельно, а второй сграбастал Костю и шагнул вместе с ним.
Гараж исчез. Возникла степь, почти такая же, как в Джавале, только вместо моря тут далеко-далеко, на самом горизонте, виднелся темный на фоне неба горный кряж.
Если Фертье сказал правду, они оказались в Южном Сургане. И в Южном Сургане прямо сейчас вечерело.
Двое охранников помощнее телосложением встали рядом и присели каждый на одно колено. Самый из оставшихся субтильный (хотя сам по себе крепыш тот еще) ловко, в два движения взобрался им на плечи, натурально встал во весь рост. Еще один его придерживал за ногу чуть ниже колена. В руках у верхолаза Костя заметил небольшой бинокль, хотя кто, когда и откуда его успел вынуть – не понял.
– Прям силовые акробаты, – неодобрительно глядя на живую пирамиду, проворчал Виорел, в последние часы говоривший очень неохотно.
– Да, – согласился Костя. – Впечатляет. Чистый тебе дю солей, только бесплатный!
Живая пирамида, между прочим, не стояла неподвижно – охранники в ее основании потихоньку перемещались таким образом, что взобравшийся к ним на плечи коллега медленно поворачивался вокруг вертикальной оси справа налево, имея возможность обозревать горизонт румб за румбом, градус за градусом.
– Вижу, вон они, – примерно через полминуты сказал верхолаз, не отнимая от глаз бинокля. – Вон там!
И указал рукой – где.
Пятый охранник, до сих пор остававшийся без дела, вынул из-под пиджака пистолет с несуразно толстым стволом, обратил ствол кверху и выпустил в небо сигнальную ракету. Цвета она, можно сказать, не имела; а точнее – была невыразительно-желтой, как электролампочка, и, по правде говоря, больше дымила, чем горела.
Еще секунд через десять-пятнадцать верхолаз удовлетворенно сообщил:
– Увидели, зашевелились! Сейчас будут.
И ловко соскочил на землю, не выпуская из руки бинокля. Страхующий и тут ему помог – принял, придержал, что только усилило сходство с цирковыми акробатами.
Фертье все это время терпеливо и молча ожидал. Единственное, что он сделал, – это вынул часы из кармашка, открыл их и взглянул на циферблат. И тут же убрал назад в кармашек.
– Вира, дружище, – обратился к напарнику Костя, – ты случайно сурганского не знаешь? Пора бы и выучить. А то переход пропадает…
– Сурганского не знаю, – ответил Виорел, как показалось Косте – суховато. Кажется, он по-прежнему не был расположен к болтовне, да и вообще к разговорам. Похоже было на то, что нынешнее путешествие он воспринял без особого восторга, но перечить господину Фертье не посмел, подчинился.
Вскоре Костя заметил в той стороне, куда показывал верхолаз, слабенький шлейфик поднятой пыли, а затем различил более темную, чем изжелта-серая степь, точку. Точка постепенно увеличивалась, превратилась в пятнышко, а еще чуть погодя стало понятно, что приближается лошадь, влекущая за собой то ли телегу, то ли повозку. Лошадь никто особо не понукал, трусила себе неторопливо, но приближалась с каждой минутой.
– Пойдемте, чего время терять, – сказал Фертье и первым двинулся навстречу лошади.
Конвоировать Костю с Виорелом перестали – да и не было теперь в этом никакой необходимости. Ну, куда они могли деться посреди голой степи? Разве что открыть ход и вернуться на Землю. Но, в конце концов, кто сказал, что охрана на Земле караулила Костю с Виорелом, чтоб те не сбежали? Вдруг наоборот, готова была пресечь любое поползновение окружающих поговорить с ними или напасть на них? Да и вообще работа такая у ребят, чего обращать внимание?
Когда поравнялись с лошадью и возницей, Костя понял, что лошадь на самом деле впряжена не в телегу, а в двухколесную повозку, совершенно, правда, не похожую на виденные в Джавале, а вторая повозка, точно такая же, подвязана оглоблями к опорам передней. Колеса повозок были непропорционально большие, выше человеческого роста, а еще они имели нечто вроде шин, но явно не надувных. Скорее толстый слой чего-то похожего на плотную резину как-то прикрепили к ободам – гвоздями или клеем. Какая-никакая, а амортизация. Сидений в повозках не имелось, да и вообще это были скорее простые деревянные платформы, разумеется, безрессорные, с довольно высокими, сантиметров по сорок, бортами, причем впереди борта отсутствовали, возвышались только с боков и сзади. Возница, похожий на цыгана курчавый паренек лет пятнадцати, сидел на передке головной повозки, свесив ноги и лениво придерживая вожжи правой рукой.
– Залезайте, – сказал он.
«По-клондальски, – в который раз за сегодня отметил про себя Костя. – Черт, я становлюсь полиглотом! И без труда перехожу с языка на язык! Жаль, Виорел сурганского не знает, так бы тоже выучил. Может, пацана этого попросить, чтобы поговорил? А я послушаю…»
На этот раз Фертье всю охрану прогнал назад, а на передней повозке остались лишь он сам, земляне да возница. Фертье уселся в угол, опершись спиной о высокие борта, согнув одну ногу, а вторую вытянув. Безукоризненный его костюм испачкался, но советника это нисколько не заботило.
Уселись и Костя с Виорелом, и опять Костя оказался посредине.
– Трогай, – велел Фертье.
И перешел на русский – явно для того, чтобы возница не подслушивал.
– То, что вы сейчас увидите, – заговорил Фертье, глядя при этом куда-то в сторону, в степь, – не видел никто из чужаков. А если и исхитрился увидеть – то жил после этого очень недолго. Но для просвещенного Клондала, точнее, для нескольких его сынов, несущих нелегкую государственную службу на чужбине, клан сделал исключение. Так что я настоятельно советую вам, Виорел, и вам, Константин, говорить только по-клондальски, да и то если промолчать совсем уж никак невозможно. Скоро всем нам завяжут глаза – включая и меня, если вам это почему-нибудь интересно. Примите это как данность.
– Как же мы сможем увидеть что-либо запретное, если нам завяжут глаза? – не удержался и переспросил Костя.
– Глаза завяжут в самом начале и потом еще раз в самом конце, фактически уже в Халиакре. Большую же часть пути вы сможете видеть, поскольку слепцы в дороге никому не нужны. По крайней мере мне так сказали. И ничего не переспрашивайте, все равно мне известно немногим больше вашего, а подробностей я не знаю вовсе, и раскрывать их мне никто не собирается. Спасибо, что вообще сделали для нас исключение.
