Открыл дверцу салона, зашвырнул внутрь носилки и, обернувшись к Вере, сказал:
– Самое ужасное в том, что когда-то они любили друг друга. Или, хотя бы, испытывали приязнь…
Та промолчала – явно продолжала сердиться. Данилов знал, что надолго ее не хватит – Вера была отходчива.
– Мне только что начальник колонны звонил, – сказал Петрович, когда Данилов сел на переднее сиденье, и достал наладонник.
– Что такое? – по выражению лица водителя Данилов понял, что повод для звонка был важным.
– Ольшевского задержали с наркотой, вот что!
– Это кто такой? – не сразу врубился Данилов.
– Метастаз!
– Да ну?
– В сто шестьдесят восьмой. Пока бригада больного сдавала, Метастаз продал наркому пять ампул морфия и две упаковки трамала. Нарком оказался опером из наркоконтроля.
– И когда это случилось? – спросила Вера.
– Да еще с первого вызова, должно быть. Если уж и до Сорокина дошло…
Сорокин был начальником колонны. Его боялись даже самые «отмороженные» водители. Он умел внушать подчиненным трепет.
– А наши-то хороши – хоть бы словечко сказали! – возмутилась Вера.
– Как ты себе это представляешь? – спросил Данилов. – Сиротина забивает на работу начинает обзванивать все бригады и взахлеб живописать подробности ареста Метастаза? Или рассылает сообщения: «Метастаза повязали. Готовьте передачи»?
– Да ну вас! – рассмеялась Вера, поняв, что сказала глупость.
– Коперника восемь, четвертый подъезд, – Данилов огласил следующий адрес. – Мужчина тридцать восемь, ампутация руки. Редкий повод для квартиры, можно даже сказать – уникальный…
Травматические ампутации конечностей, преимущественно рук, случались на деревообрабатывающем комбинате, были нередки они в кулинарных отделах магазинов, где электрическими ножами разделывались продукты, и изредка происходили на железной дороге. Но на дому такого повода Данилов не припоминал.
– Как разобрало их сегодня, – заметил Петрович. – То ножевое, то ампутация. Вот ты скажи мне – как, сидя дома, можно ампутировать себе руку? Теще в пасть сунуть?
– Ну, зачем же сразу теще?! – подала голос Вера. – Можно и свекрови…
– А если серьезно? – Петрович резво вывел машину из лабиринта дворов и включил «светомузыку», чтобы с чистой совестью развернуться в неположенном месте.
– Можно рубить грудинку на суп и по рассеянности заехать топором по руке, – предположил Данилов. – Хотя – какой силы должен быть удар, чтобы сразу так взять, да и ампутировать руку?
– Да что там гадать – домашний деревообрабатывающий станок! – Вера просунула в передний отсек голову, «облагородив» атмосферу своими пряными, приторно-сладкими (по собственной тайной классификации Данилова – «душными») духами.
Одевалась Вера со вкусом, но вот с косметикой и парфюмерией вечно перебарщивала.
– Надо мной живет дед, мы его папой Карло прозвали, так у него целый день такой станок работает – не всегда удается уснуть после смены, – пожаловалась она.
– Молодец дед! – одобрил Петрович. – Трудится! Краснодеревщик небось?
– Красноносик! – рассмеялась Вера. – Такой же алкаш, как и все!
– Почему – как и все? – Петрович еще не умотался: дальних поездок не было с самого утра, и оттого был разговорчив. – Взять вот нас с доктором…
– Меня не бери, – сказал Данилов. – У меня выговор по этой части.
– Сказал бы я про твой выговор… – Петрович опасливо покосился на Данилова.
– Ты лучше на дорогу смотри, – посоветовал тот. – Поворот к восьмому дому проехал…
– Мы лучше со следующего, – снисходительно пояснил Петрович. – Здесь вечно мусорный контейнер поперек дороги стоит.
Все было так, как предсказали Петрович и Вера. И большой контейнер с целым Эверестом из мусора стоял посреди дороги, и пациент лишился большого пальца правой руки, работая на домашнем деревообрабатывающем станке.
– Я полочку хотел сделать, да рукав у халата забыл подвернуть… – оправдывался он, прижимая к груди перебинтованную пострадавшую конечность с наложенным на предплечье жгутом.
Пациенту повезло, что в момент происшествия дома оказалась жена – медсестра из Института хирургии, недавно вернувшаяся с суточного дежурства. Вместо того чтобы хлопнуться в обморок при виде залитого кровью мужа, вопящего благим матом и его окровавленного пальца, валяющегося на полу, она начала действовать.
Перво-наперво сдернула с мужа пояс от махрового халата и туго перетянула им его правое предплечье, остановив кровотечение. Затем обработала рану перекисью водорода и наложила повязку. Палец положила в один целлофановый пакет, а в другой высыпала несколько кубиков льда из холодильника, завязала оба пакета узлом и положила их рядышком в пластиковый контейнер, закрыв его крышкой. В качестве противошокового средства поднесла благоверному стакан водки, после чего снабдила наложенный на предплечье жгут запиской, в которой указала время наложения, и даже заблаговременно одела его в спортивные штаны и сандалии и собралась сама.
Бригаде осталось только сделать пациенту обезболивающий укол и запросить место на госпитализацию, хотя и так было ясно, что мужика придется вести на северо-запад Москвы в сто шестьдесят седьмую больницу, расположенную на улице Авессалома Адылова.
По пути жена пациента обсуждала с Верой сравнительные достоинства и недостатки работы на «скорой» и в хирургическом отделении, а сам пациент спокойно дремал на носилках. Лишь при выгрузке из машины он заволновался и тихим голосом потребовал:
– Ира, пообещай, что не выбросишь станок, пока меня не будет дома.
– Со станком ты уже простился, Самоделкин! – по тону любящей супруги сразу стало ясно, кто в семье привык командовать, а кто – подчиняться. – Теперь полочки станем в «Икее» покупать, так спокойнее!
– Мне же скучно будет…
– Куплю тебе аккордеон!
Ира тряхнула гривой черных волос и, неся в руках контейнер с частицей своего мужа, последовала за каталкой.
«С одной стороны, вроде бы как повезло мужику с женой, – подумал Данилов. – С другой – поживешь немного с таким домашним генералиссимусом и не руку, а голову в станок с горя сунешь…»
Доложив о том, что бригада освободилась, Данилов совершенно неожиданно, без запроса, получил полчаса на обед.
– Ну и хорошо, – обрадовался Петрович. – Сейчас затаримся в ближайшей лавочке и пообедаем. А то пока в район вернемся – сто раз новый вызов дадут!
В ближайшей лавочке – одном из сетевых супермаркетов – Петрович купил себе две булки, лоточек с нарезанной колбасой и бутылку газированной минеральной воды. Вера, вечно заботящаяся о своей фигуре, ограничилась йогуртом и двумя зелеными яблоками.
