В кого бросишь камень? В.Г. страдает от властей, Л.Н. – от невозможности общения с Чертковым, его жена – от того, что страдает муж, и еще больше, что он страдает из-за В.Г.
Распутать этот психологический узел было невозможно. Можно было только разрубить.
И на всё это накладывается понимание, что Л.Н. скоро умрет, и возникающая в связи с этим проблема литературных прав. Приезжая по делам в Москву, С.А. обязательно идет в Исторический музей, где находится ее часть рукописей Толстого, разбирает их, делает выписки. Она еще не знает, что и на эту часть рукописей Чертков уже получил у Л.Н. право распоряжения. Ее дочь Татьяна мчится в Петербург – хлопотать перед Столыпиным за возвращение Черткова. С.А. переживает: «Не пойму – вернут его или нет». Отказали. Чертков с семьей поселяется в имении Крекшино Московской губернии.
В это время натягиваются отношения между Л.Н. и сыном Львом, который приехал из Швеции в Ясную погостить. Лев Львович увлекался ваянием и начал лепить с натуры бюст отца. Но во время пребывания отца в Кочетах он ломает бюст и уезжает обратно в Швецию.
Вот как объясняла этот поступок жена Гольденвейзера: «Л.Н. всё еще у Сухотиных, и точно неизвестно, когда приедет. Говорили – в конце этой недели, но вот уже суббота, а его всё нет. Этим продолжает быть недовольна Софья Андреевна, а Лев Львович так рассердился, что папа́ не отнесся с должным уважением и удивлением к его скульптурным начинаниям и не спешит в Ясную, чтобы ему позировать, что совершенно разломал бюст на куски, смял всю глину в лепешку и, страшно разобидевшись, уехал в Швецию».
В июле 1909 года Л.Н. самого приглашают в Стокгольм выступить с речью на XVIII Международном мирном конгрессе. И Толстой почти соглашается, пишет доклад. Но это его решение вызывает у жены нервное расстройство. Она боится его отъезда за границу.
«Софья Андреевна не спала всю ночь, – пишет Толстой в дневнике. – Я пошел к ней. Это было что-то безумное».
О некоторых причинах этого состояния С.А. можно догадаться из «Записок» Маковицкого и дневника секретаря Гусева.
Оказывается, в качестве помощника в стокгольмской поездке Толстого должен был сопровождать Чертков. Другим сопровождающим лицом должна была стать младшая дочь Саша, находившаяся в то время в абсолютной психологической зависимости от Черткова. Всё это С.А. не могла понять иначе, как то, что ее мужа увозят от нее враждебные ей силы и из этой поездки Толстой не вернется.
И в это же время в Ясную Поляну приезжают два сына Л.Н. – Андрей и Михаил. Оба – ярые враги Черткова и защитники матери. Но, увы, не бескорыстные.
Гостивший летом 1909 года в Ясной Поляне родственник Толстого присяжный поверенный И.В. Денисенко передал Гусеву свой разговор с Михаилом:
«– Стоит передо мной с этакой арестантской рожей и спрашивает: „Скажите, пожалуйста, Иван Васильевич, может мама́ продать сочинения отца без его ведома?“ Я сказал ему, что этого нельзя, и прибавил: „А подумали вы о том, какое это действие произведет на отца?“ Он смотрит на меня с такой улыбочкой и говорит: „А дети?“ Тогда я говорю ему: „Но ведь даже с практической точки зрения этого никак нельзя сделать тайно, Лев Николаевич об этом непременно узнает, и тогда он может сказать: если вы злоупотребляете моей доверенностью, так я ее у вас отберу. Всё это может сделаться в четверть часа“».
Речь шла о доверенности 1883 года, на основании которой жена Толстого вела его издательские дела. Но эта доверенность не давала ей возможности продажи прав на сочинения Толстого третьим лицам.
Опасение, что Чертков во время этой поездки может повлиять на старика и вынудить его написать завещание в свою пользу, было и у сына Андрея Львовича. Услышав, как отец в комнате Гусева читал Саше и ее подруге Феокритовой выдержки из письма Черткова, Андрей Львович в столовой стал спрашивать Феокритову:
– Что это такое читали?
– Письмо какое-то.
– Чье?
– Я не знаю: о крестьянском банке какого-то человека.
– Нет, а раньше что читали: не Черткова письмо?
– Это только выдержку читал Лев Николаевич.
– Это он соблазняет папа́ ехать в Стокгольм. Мерзавец! Это для папа́ смерть.
– Нет, кажется, Лев Николаевич сам прочитал в газетах, Чертков ему ничего не советовал.
– А он хотел с ним ехать?
– Кажется, хотел.
– И Саша тоже хочет устроить себе пикник в Швецию.
– Почему же пикник? Она едет с отцом.
С.А. вдруг приходит в голову, что ее хотят отравить и сделать это должен личный врач Толстого Маковицкий. Она одновременно и собирается ехать с мужем в Швецию, даже заказывает себе новые платья для поездки, и всячески пытается остановить супруга. С.А. никогда не была за границей, и эта поездка пугает ее. Она внушила себе мысль, что кто-то из них двоих непременно умрет.
И вот, форсируя события, 27 июля она на глазах мужа пытается выпить пузырек с морфием.
Л.Н. отнял пузырек и бросил под лестницу.
От поездки в Швецию пришлось отказаться.
Июль 1909 года стал моментом истины для заинтересованных в вопросе о завещании лиц. Присутствовавший в Ясной Поляне юрист И.В. Денисенко открыл участникам этой истории глаза на юридическую сторону вопроса. В это время С.А. задумала судиться с «Посредником» и другими издателями, перепечатавшими из «Азбуки» некоторые вещи Толстого 70-х годов (например, «Кавказский пленник»). Она считала их своей собственностью и через доверенное лицо обратилась к адвокату с просьбой составить судебную жалобу. Адвокат поинтересовался: на основании какого документа она возбуждает судебное преследование? На основании доверенности. На основании доверенности нельзя, объяснил адвокат. Нужен документ от мужа с передачей прав на издательство.
Толстой не только категорически отказался выдать жене такой документ, но и был крайне возмущен ее поведением по отношению к народным издательствам. Настолько возмущен, что, в свою очередь, решил оставить жену вовсе без каких-либо прав на свои произведения.
«В июле 1909 года, – писал Денисенко, – когда я был в Ясной Поляне, Лев Николаевич Толстой собирался на конгресс мира в Стокгольм, против чего была Софья Андреевна. Это вызвало целый ряд недоразумений, и Софья Андреевна тогда заболела, не желая, чтобы Лев Николаевич поехал на конгресс.
Как-то она позвала меня к себе спальню и, показавши мне общую доверенность на управление делами, выданную ей уже давно Львом Николаевичем, спросила меня, может ли она по этой доверенности продать третьему лицу право на издание произведений Льва Николаевича, а главное возбудить преследование против Сергеенко и какого-то учителя военной гимназии за составление ими из произведений Льва Николаевича сборников и хрестоматий, ввиду того, что эти сборники могут причинить ей, С.А-не, большой материальный ущерб…
Кажется, на другой день после этого, днем, я с женою и детьми были в парке на ягодах. Жена попросила меня зачем-то сходить во флигель. Я пошел по аллее, проходящей между цветами, и тут совершенно неожиданно встретил Льва Николаевича. Вид его меня поразил. Он был сгорбленный, лицо измученное, глаза потухшие, казался слабым, каким я его никогда не видал. При встрече он быстро схватил меня за руку и сказал со слезами на глазах:
