– Ты… Ты меня бросаешь?
– Не дождетесь, товарищ генерал! Просто впредь я действительно никогда не переступлю порог ее дома. У меня тоже есть гордость. И прошу тебя в дальнейшем иметь это в виду! И если тебя до утра не убедят в том, что я во всем виновата, милости прошу ко мне. Я буду у мамы.
– Лада! – как-то беспомощно воскликнул он.
А я выскочила на площадку и побежала вниз, не дожидаясь лифта. Вот так эффектно завершилось мое свадебное путешествие.
– Ладошка? – ахнула мама, открыв на мой звонок. – Что случилось? На тебе лица нет! Что-то с Иваном? Умер?
– Мама! Типун тебе на язык!
– Слава Богу! Поссорились?
– Да нет!
И я рассказала маме все, что сегодня произошло.
– Фу ты… Ну ничего, эта женщина угомонится, девушка вернется. Все еще будет прекрасно. В конце концов, свекровь не обязательно любить и быть ею любимой тоже. Свекровь – дурная кровь, классика жанра. И дело вовсе не в этой истории, поверь мне. Просто это материнская ревность, и даже не столько к тебе, а скорее к тому неведомому миру, в который попал ее сын. Непонятному, а значит, враждебному. Эта ваша свадьба… Ну как ей это понять? В этом дело… и с этим ей невозможно примириться.
– Да, наверное, ты права, мамочка. Но все равно это было ужасно! Такая концентрированная ненависть…
– Да Бог с ней, с этой несчастной женщиной. Ее можно только пожалеть. Ну а в остальном как?
– А в остальном, мама, он чудо! И знаешь, ты права. Я сейчас вспомнила, что он мне сказал – я с тобой попал в другое измерение.
– Да? И прекрасно! Он сознает это. Все у вас будет хорошо, моя девочка! Поверь своей маме.
– Мамуля, он такой чуткий… И тонкий. И удивительно восприимчивый к искусству!
– Ты успела это заметить?
– Успела, мамочка!
И я рассказала маме и про Плисецкую, и про Пастернака, и еще про китайский халат.
– С ума сойти! Понятно, он сейчас влюблен безумно, все чувства обострены…
– А еще он говорит, что классного летчика-испытателя без хорошей интуиции быть не может.
– Плохо только, что он такой ревнивый. Это очень тяжело. Но все-таки как быть с этой малышкой? Твоей Надежде Мартыновне и в самом деле трудно с ней. А девочка ходит в сад?
– Да.
– Надо найти няню. Мне на днях кто-то говорил…
– Да она скорее удавится, чем возьмет в дом кого-то. Может, Ваня ее уговорит отдать Аню нам.
– А ты бы хотела, да?
– В какой-то момент мне безумно этого захотелось, но я поняла, что в данном случае это было бы адом для всех, и прежде всего для ребенка.
– Ну, если быть совсем честными, то ты и в самом деле явилась первопричиной всех несчастий этой твоей свекрови.
– Ну, тогда уж не я, а Пашка! Это он привел Лиду ко мне. Ой, да пусть меня ненавидит эта несчастная Надежда, лишь бы Ваня меня любил. А я так его люблю, мамочка! Да, а что там у Ксюхи?
Я почти не спала и утром встала в состоянии, близком к помешательству. Мне было дико страшно. Вдруг Иван не придет? И не позвонит? Мне показалось, что земля уходит из-под ног.
– Ладошка, иди завтракать.
Я побрела на кухню.
– Омлет сделать?
– Нет, мамочка, не хочется. Мама, он не придет!
– Да что за чепуха! Куда он денется, твой Ваня? Он же любит тебя.
– А если… она ему скажет: или мы с Анюткой, или она?
Мама рассмеялась.
– Дурочка, ты про ночную кукушку слыхала? И в данном случае, ты вне всяких сомнений, перекукуешь мамашу. О, а вон и герой твой нарисовался! – Мама в этот момент смотрела в окно. – До чего ж эффектен!
Я кинулась к окну. Это и в самом деле был Иван.
– Мама, открой ему!
Я бросилась в ванную. Приехал! Перекуковала! Я пустила воду, а сама прислушалась у приоткрытой двери ванной.
– Здравствуйте, Евгения Петровна!
– С добрым утром, Иван Тимофеевич! Проходите! Будем знакомы. Лада сейчас в ванной! Вы завтракали?
– Если честно, то нет. Я спешил. Маму увезли в больницу, ей стало совсем плохо. Но врачи говорят, что это обратимо… У нее гипертонический криз.
– Простите, а с кем же ребенок?
– Я отвез ее в садик. Скажите, Лада… она очень сердится?
– Господь с вами! Она не сердится, она просто очень огорчена, очень.
И мама что-то добавила шепотом.
Иван рассмеялся, но как-то горько.
– Она могла такое подумать? Немыслимо!
– Иван Тимофеевич, хотите омлет?
– Хочу! Лада говорила, что ее мама делает лучший в мире омлет!
Идиотка, сказала я себе, стоишь тут, подслушиваешь, а он здесь, рядом… Я судорожно ополоснулась, привела в порядок лицо, и, накинув халат, побежала в кухню.
– Ваня!
Он вскочил, прижал меня к себе.
– Я так соскучился! Чуть не помер с тоски!
– Ладошка, достань из холодильника сыр…
– Ладошка? Как хорошо! Боже, я сроду не ел такого омлета! Восторг! Спасибо, Евгения Петровна.
– Вот, Ванечка, это твоя теща!
– Я надеюсь, что с тещей все будет значительно проще, чем со свекровью… – горько проговорил он.
– Ничего, все еще образуется, – сказала мама.
– Я не уверен. Но ведь мы сможем это пережить, да?
– Маму Ивана Тимофеевича отвезли в больницу. Малышка сейчас в саду, но вечером, я полагаю, нам надо ее забрать?
– Нет, – отрезала я. – Этого делать нельзя!
– Почему? – в один голос воскликнули мама и муж.
– Это только усугубит ситуацию.
– Но как же быть с ребенком, Ладошка?
– Насколько мне известно, у Надежды Мартыновны есть соседка, они дружат. Анечку заберет из сада Иван, он останется с ней до завтра, а соседка с радостью поможет беспомощному генералу.
Я говорила достаточно жестко, а они смотрели на меня с недоуменным осуждением.
– Да поймите вы, если Надежда Мартыновна узнает, что девочка со мной, ее состояние может усугубиться. А так и сын будет при деле и не со мной, и девочка у ее подружки… Она быстрее успокоится, придет в себя. И скоренько запросится домой.
– Нет, это чепуха, в таком случае она, то есть мама… Она нарочно будет затягивать… чтобы я был не с тобой. Я знаю, что делать!
– И что?
– Я попрошу жену Миши Устюжанина. Она хорошая женщина, воспитала двоих детей, обожает маленьких, с удовольствием будет возиться с Анюткой, и мама будет спокойна.
