Офицеры вошли в тамбур. К счастью, он был пуст. Доехали до Оренбурга. Устали без сна, измотались, обросшие, грязные от паровозной угольной пыли. Теперь договорились пробраться в вагон. Тем же путем открыли дверь. Ближайшее купе было распахнуто. На палках с простынями, возлежали какие-то разъевшиеся, жирные мужики. Извинившись, Мажоров и его попутчик объяснили, что едут с фронта домой, не спали трое суток. Попросили уступить полку хотя бы на пару часов, чтобы поспать. В ответ только кривые усмешки. Как раз в это время поезд тормозил, подходил к полустанку. Открыв предварительно окно в коридоре, офицеры вошли в купе и молча взяв вещи лежавшего на нижней полке ухмыляющегося толстяка, выбросили их из вагона. Ошалевший толстун бросился за ними. Юрий любезно открыл ему дверь в тамбуре. А когда тот спрыгнул с поезда, дверь захлопнул. Трое оставшихся пассажиров с испугом глядели на офицеров. Никто из них не решился перечить двум грязным, рассерженным фронтовикам с пистолетами на боку. А Мажоров с попутчиком устроились на нижней полке и провалились в глубокий сон. Они знали, что следующая комендатура в Актюбинске, и если обиженный толстяк нажаловался, то их снимут только там. Но до Актюбинска было еще два часа. К удивлению, их не сняли ни в Актюбинске, ни в Кзыл-Орде. Так они доехали до Ташкента.
Родной город поразил жарой, обилием пыли и какой-то обреченной запущенностью. С волнением входил Юрий во двор своего дома на улице Жуковского, 15.
Первой на шею бросилась сестра Аня, потом выбежал отец, а вот мама, оказывается, была больна, не вставала с постели почти год. Худенькая, маленькая, впалые щеки, поседевшие волосы. А ведь ей нет и пятидесяти. Юра обнял мать. Начались расспросы, восклицания, всхлипывания. День прошел словно в тумане. На следующее утро он рассказал о Тане, о желании жениться. Родители не возражали.
С продуктами в Ташкенте было плохо. Юрий взял свой офицерский продаттестат и направился на продпункт, который располагался в той самой воинской части на улице Саперной, где он начинал службу. Простояв в очереди полдня, все-таки получил продукты, причитающиеся ему в отпуске. С сестрой Аней они дотащили их до дома. Паек оказался очень кстати.
Мама с приездом Юрия оживилась, состояние ее стало улучшаться. К концу отпуска она уже стала вставать, и даже выходить из дома.
Побывав во многих местах, в том числе в Германии, Чехословакии, Австрии, Юрий иными глазами смотрел на все вокруг. Он словно прозрел, увидел убогое глинобитное жилище их семьи, кухоньку «на курьих ножках», крошечный, запущенный дворик. Однако горела в душе надежда, что теперь, после победы над Гитлером, все будет по-иному и заживут все счастливо и богато.
Отпуск пролетел незаметно. Перед отъездом отец сказал, что есть возможность улететь до Москвы самолетом. Что ж, это намного лучше, чем трястись несколько суток в поезде.
Самолет оказался стареньким двухмоторным Ли-2. В нем не было кресел, а вдоль бортов стояли плоские алюминиевые сиденья. Летели с несколькими посадками — в Джусалах, в Актюбинске, Куйбышеве и, наконец, добрались до Москвы. За это время ничего не изменилось — билеты по-прежнему отсутствовали. Вновь пришлось штурмовать поезд и зайцем добираться до Вены. Неиспользованные проездные билеты Мажоров сдал в строевую часть.
Пока он был в отпуске, многих девчат-радисток уже демобилизовали. Но Кострову командир дивизиона, как и обещал, задержал. Юрий и Таня стали готовиться к свадьбе.
Они поехали в Вену. Тане очень хотелось купить платье. Юрий ее понимал: всю войну в сапогах и в шинели. Ему, мужчине, и то опостылели сапоги за столько лет, а уж что говорить о девушке. Им повезло. Нашли красивое, нежно-розового цвета платье и туфли.
У него был черный костюм, купленный прежде на рынке за сигареты и шиллинги. Однако он страдал серьезным изъяном. Во всяком случае, так им казалось в 1945-м. Дело в том, что лацканы пиджака были изготовлены из черного крепа. В таких пиджаках в Советском Союзе выступали со сцены артисты. В повседневной жизни ни Юрий, ни Татьяна ничего подобного не видели. Это обстоятельство, откровенно говоря, смущало. И потому «на семейном совете» приняли решение: жених предстанет перед гостями на свадьбе в военной форме.
Когда со «свадебной экипировкой» все было решено, пришло время подумать об угощении. Много сил ушло на поиск вина. По Австрии прокатилась война и, естественно, было не до виноделия. И все-таки с огромным трудом удалось найти и купить за 2000 шиллингов бочку молодого вина. Тыловики помогли мясом и другими продуктами. Хозяйка дома, где квартировал Мажоров, испекла три торта.
Свадьбу назначили в день рождения невесты 1 ноября. Гостей собралось немало — офицеры, старшины, которые еще не успели демобилизоваться. Пришел командир дивизиона и замполит. Что поделаешь, но не было на свадьбе ни родителей, ни родственников. Только боевые товарищи.
Погуляли на славу: шумно, весело, со множеством прекрасных пожеланий. Разошлись под утро. Юрий и Татьяна счастливые, сияющие вышли на улицу. Он подхватил ее на руки и, сжимая в объятиях, стал кружить.
Первую брачную ночь решили провести в комнате мужа. Мажоров договорился со своим соседом Николаем Пономаревым, чтобы тот переехал в другое место. Николай Григорьевич с пониманием согласился. Но каково же было удивление молодых, когда, осторожно пробравшись в свою комнату, на одной из кроватей они обнаружили спящего Пономарева.
«Приняв на грудь» солидную порцию молодого вина, сосед по привычке явился по старому адресу. Попытки разбудить его не имели успеха. Пришлось присесть на диванчик и коротать время до утра. Так прошла их первая брачная ночь.
А через несколько дней им объявили: дивизион покидает Австрию и выдвигается в Болгарию. На этот раз их воинский эшелон следовал через Чехословакию, Венгрию и Румынию. Железнодорожные пути уже были восстановлены, и радиоразведчики проехали Братиславу, Будапешт и оказались в Румынии.
Четырем семейным парам выделили отдельный вагон-теплушку. В нем находились нары и печка-буржуйка. С интересом смотрели офицеры и их жены на румын, одетых в какие-то белые штаны, похожие на кальсоны, кожаные лапти и меховые безрукавки. У железнодорожных чиновников в почете были фуражки с непомерно высокой тульей. Заметили: чем меньше начальник, тем больше у него тулья.
Как только эшелон тормозил, тут же со всех сторон к нему бежали румынские мальчишки и, коверкая русские слова, наперебой кричали: «Вороньи яйца! Вороньи яйца!» Офицеры их подзадоривали, спрашивая: «А куриные яйца есть?»
Конечная станция на румынском берегу Джурджу. На другой стороне реки уже Болгария. Выгрузившись из теплушек, переправились на пароме на другой берег. Это была станция Рущук.
Пока поднимались от причала к вокзалу, заметили: вокруг тихо-мирно. Болгария практически не пострадала от войны. Чистенький вокзал. На перроне — чемоданы, другой багаж. И ни одного человека рядом с чемоданами. Оказывается, все пассажиры отдыхают на вокзале, пьют пиво и совсем не беспокоятся о сохранности своего багажа. Потом они узнали, да и убедились сами, что в Болгарии практически не было воровства. Это удивляло и восхищало!
