Ранены были практически все. Гвардейцы отчаянно защищали дворец, мы отчаянно рвались вперед».
Однако надо уточнить: благодаря умелому командованию в группе Карпухина ранило только двоих, и то легко. Остальные же подгруппы пострадали значительно больше.
«Наблюдал я момент, — скажет потом Сергей Коломеец, — когда наш механик-водитель дрогнул. Тогда Карпухин дал ему команду: „Вперед, или застрелю!“. Героя Виктору Федоровичу дали достойно».
Да, действительно механик-водитель БМП, молодой солдат, попав в такое пекло боя, растерялся, запаниковал. Машина затормозила. Еще мгновение-другое — и она бы вспыхнула свечой, как подбитый уже бронетранспортер. Но командир не растерялся. Окрик отрезвил механика-водителя, и БМП рванулась вперед.
«Знаете, почему механик-водитель не хотел ехать ближе к дворцу? — спросил меня как-то „альфовец“ Анатолий Савельев. — Да потому, что у него приказ: доехать и здесь остановиться. Как у нас по плану расписывают заранее. Поедешь по этой дороге, затормозишь тут. Ведь рассчитывают как: БМП встала и будет вести огонь. А какой толк вести огонь, если палят изо всех окон.
Так что очень важное дело — решение командира. Те, кто останавливался, где им было сказано, попадали под град пуль и оказывались ранеными. А Виктор поступил по-своему, грамотно».
Капитан Карпухин приказал как можно ближе подъехать к дворцу. «Под таким плотным огнем, — признается он, — не то что десантироваться, а даже высунуться — и то было просто верхом безрассудства».
Механик-водитель подогнал боевую машину почти вплотную к главному входу, и только теперь Карпухин подал команду: «К машине!». И сам выскочил первым. Рядом с ним оказался Александр Плюснин. В два ствола открыли прицельный огонь по гвардейцам, которые стреляли из окон дворца.
Под прикрытием огня Карпухина и Плюснина из БМП благополучно десантировались Берлев, Коломеец, Гришин.
Всей группой проскочили под стены и ворвались во дворец.
Каково было состояние нападавших и их впечатления, повествует Виктор Карпухин:
«Пытаемся зачистить первый этаж. Гранаты сыплются, как огурцы. Кругом пальба. Ничего не видно и не слышно. Черное небо все исчеркано трассирующими пулями, непонятно откуда и куда летящими.
Наши „Шилки“ знай себе палят по дворцу, по своим. Сигнал „отбой“ до них не дошел.
Буквально каждый метр мы брали приступом».
Бой был тяжелый, ожесточенный: Емышеву оторвало руку, у Баева простреляна шея, Кузнецов получил серьезное ранение в ногу, Швачко осколок попал в зрачок глаза. У Сергея Голова девять осколочных ранений.
А вот капитану Виктору Карпухину повезло. Находясь в самом пекле боя, он не получил и царапины.
Хотя был в сантиметре от смерти в буквальном смысле этого слова. Дело в том, что вражеская пуля застряла в триплексе его спецназовской каски.
Он после боя покажет эту каску руководителям операции генерал-майору Юрию Дроздову и полковнику Василию Колеснику. Те только разведут руками: действительно повезло.
Правда, мог погибнуть уже и после боя.
«Нам с Карпухиным, — рассказывает Николай Берлев, — пришлось еще разыскивать во дворце начальника гвардии, майора Джандата, того самого, который предал Тараки. Именно Джандат отдал приказ об уничтожении руководителя страны, что и исполнили офицеры гвардии.
Помнится, заглядываем в одну комнату, в другую. Показалось: шевельнулась штора. Отодвинул ее стволом автомата и вижу перед собой начальника гвардии.
— Витя! — кричу Карпухину. — Джандат!
— Я врач, врач! — испуганно орет человек, похожий на Джандата.
Вправду оказался врачом, потом внизу помогал раненым.
Я, когда улетал из Москвы, бросил в рюкзак две бутылки водки. Закончился бой, говорю Карпухину: „Виктор, пойдем, выпьем“ Он даже не поверил: „Да ты что?“. Хвать рюкзачок, а водку-то сперли. Я понял, кто. Прижали одного, другого сержанта из „мусульманского батальона“ — те вернули. Выпили за окончание боя, афганцам налили, врачу, которого приняли за Джандата.
Ну, посидели, поговорили, вдруг слышим: „Щелк!“. А в тишине после боя хорошо слышно. Такое впечатление, будто кто-то холостой спуск сделал. Пошли, открыли лифт, а там раненый афганец, защитник дворца. Взяли его автомат — действительно, ни одного патрона. Вот почему мы с Виктором в живых остались — будь у него патроны, срезал бы одной очередью. Улыбнулась, стало быть, судьба».
Выходит, что так, улыбнулась. Только вот улыбка это была или гримаса? Виктор под пулями в далеком Афганистане выжил, а его старший брат именно в этот день, в мирной, спокойной Москве, умер. Попал в больницу с обычным аппендицитом, но операция прошла неудачно, и 27 декабря он угас.
Как призналась мне жена Карпухина, Валентина Владимировна, о Викторе в декабре 1979‑го особо и не думали, не беспокоились. Ну, уехал на учения и уехал. А вот его старший брат находился между жизнью и смертью, и потому родители, родственники беспокоились в первую очередь о нем.
И только потом, позже, после возвращения из Афганистана, когда он рассказал, в каком пекле побывал, отец и мать поняли — они могли в один день потерять двух сыновей.
Таким был первый бой Виктора Карпухина.
28 апреля 1980 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение специального задания Советского правительства и проявленные при этом мужество и героизм звание Героя Советского Союза было присвоено Бояринову Григорию Ивановичу (посмертно), ему — Карпухину Виктору Федоровичу — и Козлову Эвальду Григорьевичу.
Вместе с Козловым они получат свои звезды в Кремле 21 мая 1980 года из рук первого заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузнецова.
С ними ордена Ленина будут вручены Романову, Голову и Полякову.
Вручение наград в Кремле — дело хлопотное. В первую очередь для тех, кому вручают. Как шутили в «Альфе», ребята волновались не меньше, чем при штурме дворца. А уж инструктировали их до посинения: руку не жать, вопросов не задавать, не обнимать, не целовать. Спасибо, что дышать разрешили. Отчего же такие страсти?
Оказывается, награды вручать собирался сам генсек Брежнев.
Дату награждения несколько раз переносили и наконец сообщили: Брежнева не будет. Его заменит Кузнецов. Опять новый инструктаж, ведь Василий Васильевич древнее своего шефа. Главная задача — не переборщить с рукопожатием, чтоб не рассыпалась древность.
Наступило 21 мая. Великолепная пятерка собралась в Кремле. В гардеробе сдали плащи. В холле женщина средних лет приветливо, по-хозяйски улыбнулась.
Огляделись. Тихо. Торжественно. На столах фруктовая вода, сигареты. Заглянули в зал — там ни души.
Томились недолго. Ровно в назначенный час их пригласили в зал, который по-прежнему выглядел пустым: прибавилось несколько стульев да массивный стол с золочеными резными ножками. Рядом со столом микрофон. Кузнецов поздравил с наградой, вручил ордена, Золотые Звезды. Награжденные, как принято, благодарили партию и правительство. Виктор Федорович Карпухин о волнения забыл сказать заготовленные заранее слова, ему разрешили еще раз подойти к микрофону. Пока он шел, кто-то пошутил, мол, воевать хорошо умеет, а говорить не очень.
