Жил он в Москве на Соколе, в курчатовских домах. Умер от рака.
Медянкина я встретил на Балтике на фронтовом аэродроме. Тогда я сел на соседнем аэродроме, чтобы заправиться перед боевым вылетом бомбами. У нас бомб не было, не подвезли. И тут я встречаю Лешу Медянкина. Я ему говорю, прилечу, поделюсь с тобой боевым опытом. Но мне после боя пришла радиотелеграмма: «Возвращайся на свой аэродром, боеприпасы туда подвезли». А Леша в первом же вылете погиб
[9]
.
А старшина нашей группы Гнетов на севере вел трех торпедоносцев. Звеном шли. Они уже все горели, когда шли на сближение, чтобы сбросить торпеды. Так все звено Петра Гнетова погибло. Сбросили торпеды, но и сами сгорели. Но вот такова война
[10]
.
Мир тесен. Наш штурмовой 35-й полк
[11]
прикрывал 12-й истребительный полк. А 7-й гвардейский полк нашей дивизии прикрывал 14-й гвардейский истребительный полк, там командовал Мироненко. Он мой земляк. Мы родились на одном поле.
Иван Георгиевич Романенко, впоследствии генерал, первым сбил финский самолет над финским аэродромом. А когда он был маленьким, то лечился у моего дяди, главного врача Лохвицкого района.
– Вернемся к освоению СБ…
– Прилетает заместитель начальника училища полковой комиссар Пролыгин. В это время уже идет война в Польше, в газетах – «Дружба и взаимопомощь с Германией». А полковой комиссар на собрании говорит:
– Надо учиться так, чтобы фашистскую паутину поднять на краснозвездное крыло! Никакого мира с Германией!
Он говорил правду. А потом было 22 июня…
Напомню, что наше училище морских летчиков – единственное училище, которое в своих речах упоминал Гитлер! Он назвал его «осиным гнездом». Больше ни о каком советском училище не упоминал.
Поймали одну немецкую разведчицу. У нее был список на 138 человек с фотографиями и характеристиками. И не зря: первыми Берлин бомбили морские летчики.
– 22 июня, что это был за день? Что происходило?
– Дождливый день. Никто не летал, все сидели в палатках… Кто-то придумал какие-то занятия в палатках. И только после обеда в гарнизоне аэродрома Симоновка узнаем, что началась война. А перед этим мы очень увлеченно читали статьи в «Красной звезде» о будущей воздушной войне генерал-лейтенанта Рычагова, героя испанских боев и боев в Китае.
Война. И все сразу переменилось. Начали посылать курсантов на поля в секрет, наблюдать, не появится ли чужой человек. Начали растаскивать самолеты и укрывать их пятнистыми сетками, подкапывать колеса, чтобы они ниже стояли и тени не давали. Такие меры, к сожалению, были характерны только для морской авиации. А для сухопутной ни черта подобного не было в первые дни войны.
Мы сидим в кукурузе с винтовками и смотрим на звездное небо. Что-то где-то шумит, а нам кажется, что это огромное количество самолетов летит. Настроение неважное. И вдруг, буквально на второй или третий день, над аэродромом проносится со страшной скоростью краснозвездный истребитель, весь зализанный. Прошел почти на бреющем, потом еще раз и скрылся в небе. Такой скорости еще никто не видал. Это был истребитель ЛаГГ-3. Хороший самолет, но дубоватый. Потом его перестали выпускать и перешли на «Яки». Это были отличные самолеты. И еще мощнее по некоторым показателям были Ла-5.
Мы начали удирать от немцев. Инструкторы перелетели на самолетах, а мы перебазировались на эшелонах через Сталинград. Меня поразило, какой это длинный город, километров на 70 тянется вдоль Волги. Перешли на другую сторону, пошли на север, на Саратов. Там уже леса появились. И страшная беднота… На каждом полустанке стоят две-три бабушки, торгуют огурцами, квашеной капустой. Грустные такие…
Мы добрались до аэродромного узла Самары, тогда Куйбышева. В Самаре были авиационные заводы. Там и штурмовики выпускали. А в Чапаевске был огромный учебный центр.
Немецкие разведчики иногда к нам залетали. Сколько усилий затратили, чтобы копать окопы, щели!
