– Сколько вы получали?
– Когда я мастером работал, получал четыреста рублей. В ремесленном училище бывали еще премии. Не вещами, а деньгами.
Ну на что эти деньги можно тратить? Одежда у меня вся была. Питался я в столовой, водку не пил. Мастеру училища цены в столовой были со скидкой, небольшие… Недоедания не было.
– Как вы отнеслись к сообщению о том, что наши самолеты в 1941 году Берлин бомбили? Или вы это не заметили?
– То, что наши бомбили Берлин, мы знали. Доволен был народ – мы доказали немцам, что мы и в таких трудных условиях можем до них дотянуться… И что мы все ж таки их доконаем.
– Как вы отнеслись к победе в Сталинградской битве?
– Она подробно освещалась в наших газетах. И то, что произошло в Сталинграде, ставили в пример – вот как надо защищать Отечество. Честь и хвала нашим воинам! Ни шагу назад!
И это было в каждой душе, я вам честно говорю, в каждой душе. Это и у нас в ремесленном училище все были гражданские, и все говорили: «Добьемся победы!»
– Скажите, какое отношение было к блокированному Ленинграду?
– Тут было очень-очень трудно… Мы были в Кемерове, когда сообщили, что город блокирован. Блокада – это же и питание плохое, и прочее…
Но все говорили, что Ленинград не сдастся, что им не взять Ленинград. У всех было такое чувство, что город не сдадим. Умом понимали, что ситуация на грани, но чувство такое было.
– Так узнали про это по радио или от эвакуированных?
– По радио оповещение было очень хорошее. Все были в курсе всех событий, которые происходили у нас во время войны.
– Когда Курская битва шла, вы еще в ремесленном училище были?
– Тогда я уже был в военном училище… Я там оказался вроде в марте 1943 года…
Мы летали, прыгали с парашютом, стреляли по наземным целям, по воздушным целям – «колбасу» таскали. Знаете такую, да? По ней стреляли. Потом изучение силуэтов и ТТХ всех типов немецких самолетов…
Окончил я это училище с отличием. До сих пор помню: «Вид самолета-цели при данном курсовом угле, выраженный в четвертях в радиусе кольцевого прицела называется ракурсом…»
На экзаменах я всем подсказывал, и преподаватель на меня разозлился: «А ну-ка, давай-ка отсюда на фиг! Придешь сдавать последним».
Сдал на «отлично». Командир училища вызывает и говорит: «Мы вас оставляем инструктором».
А наше классное отделение отправили на практику в часть. И я остался один. Дня через три иду к командиру училища и говорю: «Почему вы не спрашиваете, хочу я или не хочу быть преподавателем? Вон Золотов, он даже плачет: «Оставьте, пожалуйста…» Вот его оставьте вместо меня, а я вместо него иду на фронт…»
Когда второе отделение окончило, меня с ним отправили в полк.
– Какое у вас звание было?
– У нас стрелков-радистов в офицерском звании не было. Выпускали из училищ в сержантском звании. Потом в конце войны старшего сержанта присвоили.
– После училища вы оказались в запасном полку?
– Да, 12-й запасной полк (место базирования – г. Чапаевск. – О. Р.). Там формировали отдельные экипажи для пополнения: летчик и стрелок-радист.
Потом нас направили в Латвию. Мы прибыли в 766-й полк, в 211-ю штурмовую дивизию. В дивизии три штурмовых полка…
У нас командиром полка был Петров, а имя-отчество не помню. (С сентября 1944 г. командир 766-го шап – майор Василий Петрович Петров. – И. Ж.)
Я попал в 3-ю эскадрилью. Командир эскадрильи будущий Герой Советского Союза Ермилов Александр Иванович (Ермилов Павел Александрович. Звание Героя Советского Союза присвоено 23.02.45. – И. Ж.).
Мы летали на Прибалтийский фронт, Латвию, Литву и брали Кенигсберг.
Оценка результатов тренировочной стрельбы
– Когда вы прибыли в полк?
– Это был 1944 год.
– Как вас встретили?
– Стрелков проверили на знание теории стрельбы. Потом была проверка слетанности эскадрильи, как мы впишемся в эскадрильи. А летали мы звеном, четыре машины звено.
– Когда вы в полк попали, одноместные «Илы» еще были?
– Не было, только двухместные.
– А учебные самолеты «УИлы» были?
– А как же! Двухместные. Новички с училища проходят курс слетанности.
А стрелок должен пройти учебные стрельбы по «колбасе», только тогда его отправляют на боевое задание.
– А какое вооружение у ваших самолетов было?
– Две пушки ВЯ, два пулемета ШКАСа и бомбовая нагрузка, и плюс мой пулемет. Я защищаю от захода истребителей с хвоста…
– А РСы – реактивные снаряды вешали?
– Да. Четыре РСа. На правом крыле два, и на левом два. Восемь не бывало…
– А вместо ВЯ были большие 37-миллиметровые пушки?
– Да, 37-мм в полку тоже были. Но немного.
– А еще какое-нибудь оружие применяли: ПТАБы – это маленькие противотанковые бомбы, ВАПы – выливной авиационный прибор, фосфор выбрасывать?
– Нет, не было. В основном фугасные бомбы. Мы в основном уничтожали-то пехоту, а по пехоте главным образом – осколочные.
– Вы помните, какой основной был калибр бомб, который вы возили?
– Не помню. Две бомбы большие под крылом (ФАБ-100, 250 или 50. – О. Р.). И два люка было, в них – маленькие, по сто или по пятьдесят (главным образом меньше калибром, чем 50 кг или 100 кг. – О. Р.).
– А РСы какие у вас были, вы не помните?
– РС-132, длинные зараза, вот такие. Больше метра (скорее всего РОФС-132. – О. Р.)
– РСы, по вашему мнению, эффективное оружие?
– РСы выгодное оружие по наземным целям. По танкам, по пехоте, по скоплению войск. Эти ракеты, РСы очень хорошие.
– Мы слышали два мнения. Некоторые говорили, что эти РСы убрать бы, оставить одни бомбы. Другие – лучше бомбы убрать, «рсы» оставить.
– У нас такого разговора не было. Положена боевая нагрузка на самолет: РСы, пулеметы, пушки и бомбы. Вот все.
– У вас какой боезапас был?
