Книга На войне как на войне. "Я помню", страница 45. Автор книги Артем Драбкин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «На войне как на войне. "Я помню"»

Cтраница 45

Идем по улице и вдруг услышали, как женщины рассказывали, что невдалеке разграбили склад, но там еще можно набрать сухарей. Мы расспросили, где этот склад находится, и пошли туда. Нашли его, а там действительно уже все разгромлено и растащено, остались только бумажные разорванные мешки, но на полу еще валялись сухари.

А у нас с собой даже ни одного вещмешка не было, а только в карманы много ведь не положишь. Но одна женщина нам подсказала, что в соседней аптеке нам обязательно что-нибудь дадут. И точно, в аптеке нам дали скатерть, мы вернулись, набрали сухарей, сделали из этой скатерти подобие вещмешка, и именно в этот момент появились немецкие мотоциклисты… Мы кинулись бежать, но в темноте же эта белая скатерть за спиной у одного из наших была видна, и из-за нее его убили… Мы, когда перелезали через забор, то его из пулемета расстреляли, он прямо так и остался на нем висеть…

А второго бойца я потерял, когда мы остановились на каком-то хуторе. Спросили у хозяев, немцев не было, поэтому мы и решили остаться там переночевать. Нас хорошо приняли, покормили. Причем это было еще сразу после дождя, мы были мокрые, поэтому решили подсушиться. И вдруг хозяйка меня будит: «Немцы!» А я со сна ничего не соображаю. Выглянул в окно, но немцы меня тоже заметили и кинулись бежать. Это оказались обозники, которые приехали за водой, но они сами струсили, увидев меня. А пока мы собирались, причем я помню, что долго не мог обуться, потому что все было сырое, появились мотоциклисты. Мы снова кинулись бежать, но тогда погиб еще один…

И вот когда нас осталось трое, то произошел один случай, который по силе своих душевных переживаний я считаю одним из самых сильных за всю войну. Уже где-то на подходе к Дону мы зашли в какой-то казачий хутор и, разделившись, пошли по дворам попросить поесть. Я зашел в один двор, увидел женщину средних лет с детьми и спросил у нее: «Нет ли у вас куска хлеба?» И она мне ответила: «Конечно, покормлю, сынок, чем бог послал. Только ты сначала скажи, вижу, что ты вроде как командир, когда вы закончите отступать? Или совсем воевать не умеете? Когда это было, чтобы врага к Дону подпустили? Вот вы уйдете, а мне куда с малыми детьми деваться?» – и смотрит на меня глазами, полными слез…

Я был просто смертельно голоден, но как после таких слов я мог ее еще о чем-то просить? От жгучего стыда я смог только пробормотать: «Извини, мать», развернулся и ушел… Пожалуй, самое тяжелое в этом разговоре с ней было то, что я воспринял ее упрек мне в адрес всей нашей армии, что мы такие бестолковые… Эта встреча настолько меня поразила… К тому же надо было еще и ее видеть, как она спрашивала с надеждой в голосе и слезами на глазах, а я стоял беспомощный и ничего не мог ей ответить…

А последних двоих ребят я потерял уже при переправе через Дон… Помню, что мы подошли к реке вечером, когда уже смеркалось. Прямо у реки стоял танк, и мы у двух танкистов спросили: «Что вы тут делаете?» – «Вот переправы нет, поэтому мы сейчас расстреляем все снаряды, подожжем танк и будем переправляться».

А один из моих меня сразу предупредил: «Я плохо плаваю и, наверное, доплыть не смогу». Но я его успокоил: «Мы поможем». Но когда мы поплыли, то в темноте по нам на шум открыли огонь с нашей стороны, а мы же все свои вещи, вплоть до сапог привязали к своим головам, и попробуй тут в таком положении оглядываться и тем более помогать… В общем, на берег я вышел один… Ходил, искал их по берегу, но никого так и не нашел… Вот так я и вышел к своим.


– И сколько по времени вы выходили из окружения?

– Сложно сказать, но получается, что больше месяца. Потому что я точно помню, что ушли мы в первых числах июня, а в Сталинград я попал только 25 августа.


– И все же, честно говоря, мне не очень понятно, почему вы, хорошо вооруженные, каждый раз убегали от немцев? Ведь их было немного, а у вас были автоматы.

– Если бы не этот пакет, то мы бы, конечно, ввязывались в стычки, но так как лично мне наш комдив строго-настрого приказал: «Ни в коем случае не вступать в бой. Ваша главная задача – доставить пакет в Штаб фронта!» Поэтому в нас уже словно сидела такая негласная установка – избегать любых столкновений с немцами. Кстати сказать, во время этого «путешествия» был еще один любопытный эпизод.

Так как мы очень сильно хотели есть, да и обстановку надо было узнавать, то время от времени нам надо было заходить в села. И вот однажды мы часа два наблюдали за одним селом, перед тем как в него войти. Вроде все было спокойно, зашли в одну хату, и женщина-украинка нам сказала, что в их селе немцев нет. Мы у нее расположились, переночевали, а утром вдруг узнаем, что другая часть села, оказывается, уже занята немцами. Но село было большое, и мы поняли, что немцы находятся только в другой его части, поэтому вышли из дома, совершенно не опасаясь. Идем по улице и вдруг нарвались на двух немцев… Может, это был патруль, а скорее, все-таки простые хозяйственники. Но это получилось настолько неожиданно и для них, и для нас, что и мы, и они просто растерялись и оцепенели… Между нами было метров двадцать всего, и какие-то мгновения мы стояли и смотрели друг на друга… Но они первые опомнились и рванули в одну сторону, а мы в другую.


– Вам тогда пришлось у людей просить поесть. Насколько охотно вас кормили?

– Кормить кормили, хотя и не без проблем. Но это и понятно, все-таки шла война, и у каждого были свои интересы. Кстати, там же в Богучаре, например, был еще такой эпизод. Мы увидели, что в подвале одного из домов горит свет, и зашли туда попросить поесть. Смотрю, слезает с кровати старик, в казачьих шароварах с лампасами и говорит нам так неласково: «Ну-ка, вояки, чтобы я вас здесь больше не видел». Мы развернулись, и он нам вдогонку сказал: «Что это за позор! Куда вы немцев допустили…», что-то в этом роде…


– С этими ребятами-автоматчиками вы столько всего испытали за этот месяц. За это время вы успели с ними подружиться. Не помните, например, как их звали, откуда они были родом?

– Самому старшему из них, сержанту, было около тридцати лет, и мы его называли «старик». На всякий случай мы обменялись адресами, и уже после войны я звонил их родным. Я тогда уже работал в прокуратуре, поэтому звонил вначале в милицию, представлялся и просил узнать адреса их родных и, если есть, телефон. Для меня всё узнавали, и тогда я звонил и рассказывал, когда и при каких обстоятельствах погиб их родственник… Помню, что один из них был из Ирбита, второй из Великих Лук, если сейчас не ошибаюсь, Сеня Костромин. Третий был из Старой Руссы, а четвертый тоже сибиряк, из Ишима. Оказалось, что их родным пришли извещения «пропал без вести», но зато я им все рассказал…


– Мы остановились на том, что вы вышли к своим.

– На берегу меня сразу арестовали солдаты и привели к своему комбату. Он меня выслушал, хотел взять пакет, но я ему твердо сказал, что мне приказали лично сдать пакет в Штаб фронта. Но тогда он мне так сказал: «Выбирай, либо ты сейчас уйдешь от меня, но тогда совершенно точно попадешь в фильтровочный лагерь. Либо остаешься у меня командиром роты, потому что из-за больших потерь у меня ротами командуют сержанты». Выбор у меня, сами понимаете, был небольшой, и я согласился остаться у него командиром роты. Но, правда, я его сразу предупредил, что я бывший летчик, и как командовать пехотой, не знаю. «Ничего, научишься».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация