Жуков очень тепло отзывался о Баторском в своих мемуарах: «Летом 1925 года мы были заняты главным образом полевой тактической подготовкой, которая проходила под непосредственным руководством начальника курсов Михаила Александровича Баторского. Очень много знаний и опыта передал он нам. Приходится с болью в душе сожалеть, что и его не миновала тяжелая судьба. В 1937 году он был оклеветан и трагически погиб…»
Время обучения составляло год вместо планировавшихся двух, занятия были весьма интенсивными – от теории военного дела до фехтования и, конечно, идеологической марксистско-ленинской подготовки, которая должна была свидетельствовать о благонадежности.
Рокоссовский был одним из лучших фехтовальщиков и частенько побеждал Жукова в тренировочных поединках на саблях и эспадронах. Зато в упорном изучении военной науки Георгию Константиновичу не было равных. Сам Рокоссовский вспоминал: «С Г. К. Жуковым мы дружим многие годы. Судьба не раз сводила нас и снова надолго разлучала. Впервые мы познакомились еще в 1924 году в Высшей кавалерийской школе в Ленинграде. Прибыли мы туда командирами кавалерийских полков: я – из Забайкалья, он – с Украины. Учились со всей страстью. Естественно, сложился дружеский коллектив командиров-коммунистов, полных энергии и молодости. Там были Баграмян, Синяков, Еременко и другие товарищи. Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату – все ползает по карте, разложенной на полу. Уже тогда дело, долг для него были превыше всего».
Иван Баграмян, чья дружба с Жуковым продлилась до конца жизни, несмотря на опалу, постигшую маршала Победы, тоже вспоминал, что тот выделялся среди прочих обучающихся талантом: «Он уже тогда отличался не только ярко выраженными волевыми качествами, но и особой оригинальностью мышления. На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь неожиданностью. Его решения всегда вызывали наибольшие споры, и он обычно с большой логичностью умел отстаивать свои взгляды… Все слушатели нашей группы были очень дружны, а дух соревнования только помогал учебе, которая проходила с полным напряжением сил. Благотворное влияние на нас оказывала атмосфера революционной романтики, которой овеян город Ленина – колыбель пролетарской революции».
Однако, несмотря на всю романтику, к культурным развлечениям, на которые был столь щедр Ленинград, Жуков относился с меньшим интересом, чем к трудам прославленных стратегов и военным картам. Но вот курс обучения был пройден и, по словам Баграмяна, «после напряженной летней учебы в полевых условиях, закончившейся 200-километровым конным пробегом Новгород-Ленинград и большой двусторонней заключительной военной игрой, мы разъехались в разные стороны».
Однако Жукову учебного пробега показалось недостаточно. И вот три выпускника – сам Жуков, Савельев и командир эскадрона 37-го Астраханского полка Рыбалкин – решили вернуться к месту службы в Минск не поездом, а на лошадях. Маршрут намеченного пробега проходил через Витебск, Оршу, Борисов и составлял свыше 900 км по проселочным дорогам. Руководство идею одобрило, но помочь ничем не могло, заботиться о питании как для себя, так и для лошадей участникам пробега предстояло самостоятельно. Однако кавалеристы не отступились от задуманного. Предполагалось преодолеть дистанцию за семь суток.
Подобный пробег не проводился нигде и никогда, поэтому участники надеялись, если повезет, установить новый советский рекорд. На седьмой день, как и рассчитывали, они достигли Минска, где их уже прямо на окраине встречали толпы восторженных зрителей с флагами и транспарантами. Чтобы продемонстрировать, что силы еще остались, последний участок пути преодолели галопом и торжественно доложили начальнику гарнизона и председателю горсовета о завершении пробега. Храбрые кавалеристы получили премию от Совнаркома Белоруссии и благодарность от командования части.
Однако застарелые личные проблемы Жукова за этот год никуда не делись, скорее наоборот. К соперничеству между двумя женщинами по прошествии некоторого времени прибавилось то обстоятельство, что с разницей в полгода на свет появились две девочки – дочери Георгия Жукова от двух разных матерей…
Маргарита утверждала, что Эра, родившаяся на полгода раньше нее, была на самом деле приемным ребенком. Борис Соколов, тщательно разбирая историю двоеженства Жукова, пишет: «В 1928 году Александра Диевна, находясь у родственников в Воронежской губернии, написала, что беременна от него и приедет в Минск рожать. По утверждению внука Георгия, узнав о беременности Зуйковой, его дедушка «был в отчаянии, потому что боялся потерять Марию Николаевну, к которой испытывал серьезное чувство». Со слов отца, матери и своего отчима A. M. Янина Маргарита Жукова так излагает дальнейшие события: «Когда Александра Диевна принесла из роддома болезненную девочку, которую назвала Эрой, она сказала Георгию Константиновичу, что больше его никогда не покинет. В ответ отец ушел из собственного дома и поселился у Яниных. Но Александра Диевна продолжала требовать, чтобы он жил с ней. А через шесть месяцев после рождения Эры в июне 29-го года Мария Николаевна родила Жукову меня. Папа потом мне рассказывал, что я была такая розовенькая, голубоглазая, просто настоящая маргаритка, что он меня назвал – Маргаритой. Месяц спустя – 6 июля – отец зарегистрировал меня в загсе в качестве своей дочери и оформил метрическое свидетельство. Так я получила фамилию Жукова и отчество Георгиевна». Сын Маргариты Георгий добавляет: «Конечно, это вызвало бурю протеста со стороны Александры Диевны, которая то бегала за Марией Николаевной, угрожая залить ей глаза серной кислотой, то просила отдать ей Маргариту. Требовала она и чтобы Георгий Константинович вернулся домой, помог с Эрой, которая все время болела…»
Утверждение, что Эра не была в действительности дочерью Жукова, оставим целиком на совести Маргариты Георгиевны и ее сына, симпатий к Александре Диевне, понятное дело, не питавших. Но страсти в ту пору в Минске бушевали почти шекспировские. Вот только завершилась драма вполне по-советски.
По словам сына Маргариты, Георгий Константинович даже на собрании, где разбиралось его персональное дело, заявил, что жить с Александрой не намерен. Получил выговор за двоеженство и строгое указание вернуться к той из женщин, которая родила первой, то есть как раз к Александре Диевне. Иначе – партбилет на стол и увольнение из армии. И тут произошла трагедия: Полина, старшая сестра Марии, заболела тифом и умерла, оставив трехлетнего сынишку. Овдовевший комиссар Янин сказал Жукову: «Ты запутался. Забудь о Марии и дочери, я о них позабочусь сам…» После этого Антон Янин увез Марию с малышкой и своим сыном в Минеральные Воды, куда он перевелся по службе. Кстати, и этот брак официально зарегистрирован не был, хотя, по некоторым сведениям, Янин удочерил Маргариту.
Общение между Георгием Жуковым и Марией Волоховой прекратилось надолго. Переписываться они начали только во время войны. Кстати, тогда Георгий Константинович среди прочего написал, что по-прежнему не женат. Из этого логично будет сделать вывод, что регистрации брака между ним и Александрой Диевной в начале 1920-х годов все же не было. То есть будущий маршал Победы и впрямь был двоеженцем, ведь брак де-факто был тогда равнозначен штампу в паспорте.