Габриель: Хм-м… Однако 103–683 был в прошлой жизни по-своему знаменит.
Анатоль (успокаиваясь): Виктор Гюго?
Габриель: Не совсем.
Анатоль: Жюль Верн?
Габриель: Это не писатель.
Анатоль: Наполеон III?
Габриель: Нет.
Анатоль: Мужчина?
Габриель: Женщина.
Анатоль: Актриса? Политик? Певица? Художница?
Габриель: Танцовщица.
Каролина: Вы танцевали канкан в «Мулен Руж». Вас звали Элизабет Луньяк по прозвищу «Стрекоза».
Габриель (наклоняясь к Бертрану): Чисто из любопытства — что такое канкан?
Бертран: Безумные девицы, которые визжат и машут ногами.
Габриель: В мое время этим занимались в основном визиготы.
Каролина (читает досье и улыбается Анатолю): Господин Пишон, вы… восхитительны. Брюнетка с длинными волосами и длинными ногами. Вы так легко порхали по сцене, что вас прозвали «Стрекозой».
Анатоль: Мне трудно представить себя женщиной.
Каролина: Вы сводили мужчин с ума. Носили корсет, который подчеркивал вашу пышную грудь, которую вы, не стесняясь, выставляли напоказ. И у вас была очаровательная родинка. Вот здесь.
Каролина лукаво указывает на уголок губ. Анатоль машинально повторяет ее жест.
Бертран: Тут говорится, что вы жестоко обращались с вашими воздыхателями.
Каролина: У красивой женщины порой не остается другого выбора.
Бертран: Вы были интриганкой, кокеткой, роковой женщиной, настоящей женщиной-вамп…
Анатоль (насмешливо): Да, вылитый я.
Каролина (обращаясь к Бертрану): Ты повсюду видишь одни пороки.
Бертран: Короче, исключительной дрянью.
Анатоль: Хотите сказать, что эта «Стрекоза» повлияла на мою следующую жизнь?
Бертран: Так же, как от вас зависит ваша будущая жизнь.
Каролина: Постой, еще ведь ничего не решено!
Бертран: Ждать уже недолго.
Анатоль ничего не понимает.
Габриель (четко произнося слова): Ну, что же. Итоги вашей жизни: 25% — наследственность. 25% — карма. И 50% — результат свободного выбора.
Анатоль: Ничего не понимаю.
Каролина: Это значит, что при рождении все мы подвержены влиянию этих трех факторов. Наследственность — все, что вы получаете от родителей и среды, в которой растете.
Габриель: Если вы выберете ту же профессию, что и у ваших родителей, если решите повторить проделанный ими путь — это будет означать, что влияние наследственности на вашу жизнь было определяющим. Но если ваш выбор продиктован чем-то необъяснимым, это значит, что главную роль в вашей жизни играет карма.
Каролина: Но если вы пользуетесь свободным выбором, то можете избавиться от влияния наследственности и кармы.
Габриель: На самом деле, если вы используете 50% свободного выбора, вы можете изменить соотношение факторов влияния на вашу жизнь.
Анатоль: Значит, когда я был Элизабет Луньяк, я… сам захотел в следующей жизни стать Анатолем Пишоном??
Каролина: Совершенно верно.
Габриель (обращаясь к Анатолю): У вас есть еще вопросы?
Анатоль (оборачиваясь к публике): Да. А это еще кто?!
Габриель: А, это? Публика.
Анатоль: Публика… в Раю?!
Габриель (обводя рукой зрительный зал): Ангелы. Они вырвались из цикла перерождения, но приходят посмотреть на взвешивание душ. Это их развлекает.
Анатоль: Я надеялся, что это происходит, так сказать, при закрытых дверях.
Габриель: Вам есть что скрывать?
Анатоль (с вызовом глядя в зал): Вовсе нет!
Сцена 14. Анатоль, Габриель, Бертран, Каролина
Габриель (стучит молотком): Объявляю заседание суда, посвященного разбору дела души номер 103–683, открытым. Рассмотрим существование последней материальной оболочки Анатоля Пишона, родившегося в 1957 году и скончавшегося в декабре 2007 года во Франции. (Глядя Анатолю в глаза.) Итак, господин Пишон, что вы думаете о вашем последнем визите на Землю?
Бертран достает блокнот и начинает записывать.
Анатоль: Что я думаю о моей жизни? Ну… Я был хорошим. Хорошим ребенком, хорошим гражданином, хорошим мужем. Верным. Хорошим отцом семейства. Не скупился на рождественские подарки. Я был католиком, каждое воскресенье ходил в церковь. И настоящим профессионалом, коллеги меня уважали.
Габриель что-то отмечает в лежащих перед ней документах.
Габриель: Сожалеете ли вы о чем-нибудь? Может быть, вас мучают угрызения совести? Разочарование?
Анатоль: Я жалею, что умер таким молодым. Я бы хотел продолжить свой блистательный жизненный путь.
Габриель: Ну-с, посмотрим, что такого блистательного было в вашей жизни, дорогой господин Пишон.
Габриель переворачивает страницы, роется в документах.
Габриель: О!
Анатоль: Что такое?
Габриель: Нет!
Анатоль: В чем дело?
Габриель: Не может быть! Я ждала этого две тысячи лет.
Анатоль: Да что такое?
Габриель: Судья?! Вы были судьей?
Бертран: Хотел вас предупредить. Да, мы судим судью… Да, мы судим судью… Забавная ситуация.
Габриель (поправляя прическу и выравнивая стопку бумаги, чтобы выиграть время и собраться с мыслями): Так, так, так… Что ж, слово предоставляется обвинению.
Бертран поднимается со стула и встает между столами и стулом, на котором сидит Анатоль.
Бертран: Ваша честь, дамы и господа ангелы, я буду краток. Мы обсудим то, что я назвал бы «казусом Пишона». Очень наглядный случай. Показательный для нашей эпохи и общего состояния духа. Которое я бы охарактеризовал одним словом: «при-ми-тив-ный».
Каролина: Возражаю, Ваша честь. Мы судим конкретного человека, а не состояние духа, свойственное целой эпохе!
Бертран: Когда господина Пишона спросили, что он думает о своей прошлой жизни, он ответил (я цитирую): «Хороший ребенок, хороший муж, хороший отец семейства, хороший гражданин, профессионал и католик». Давайте же рассмотрит все эти утверждения одно за другим. Итак, хороший ребенок.
Анатоль: Совершенно верно!
Бертран: Когда Анатолю было пять лет, он сильно дернул за волосы своего приятеля Жерома Монжена, которому было три года. Он тряс его как грушу, и ударил о стену, выбив ему зуб. И все это из-за того, что тот отказался угостить его жевательным мармеладом.
