Гарбо призналась, что не так давно получила предложение от главы «МГМ» вернуться в кино.
«– Я трезво смотрю на вещи. Они вполне готовы рискнуть сделать со мной еще один фильм. Они утверждают, что сумеют снять меня так, что я буду смотреться с экрана, – и я им верю, хотя теперь газеты пишут, что я выгляжу просто ужасно. Я помню, как пришла в ужас от того, как обозначились морщинки возле рта – можно подумать, я о них не знаю… Но теперь они видны и на фотографиях!»
* * *
В 1960 году Мерседес де Акоста опубликовала свои мемуары «Здесь покоится сердце» и один подписанный экземпляр отправила Сесилю Битону. Без сомнений, то, что свершила Мерседес, для Гарбо было неслыханной подлостью, настоящим преступлением. Книга одновременно вышла в Нью-Йорке и Лондоне.
Одна из читательниц, Элис Токлас, отозвалась о книге следующим образом: «После твоей книги я никак не могу перевести дыхание – я чувствую себя взволнованной и счастливой. Я преклоняюсь перед тобой за твой труд. Твоя душа такова, что ты у нас сама скромность. Прости меня за мое изумление. Например, твоя история Гарбо – не что иное, как классика, в конце ты сделала из нее величайшую героиню нашего времени, точно так же, как из Марлен Дитрих – душевную, но совершенно обыкновенную женщину». Впрочем, не все были так тронуты. Многие читатели, зная Мерседес, отказывались верить рассказанным ею историям, а кто-то из знакомых с явной издевкой перефразировал название книги: «Здесь покоится лживое сердце».
Так ли сложились обстоятельства или книга сыграла свою зловещую роль, но Гарбо для себя определила, что Мерседес приносит ей одни несчастья, после чего пропасть между ними еще больше углубилась.
В июле 1961 года Сесиль Битон издаст первый том своих дневников «Годы странствий» и любезно отошлет один экземпляр Мерседес.
И такой нюанс. В последние годы жизни тяжелобольная Мерседес подружилась с куратором розенбаховского музея в Филадельфии Уильямом Маккарти, которому впоследствии завещает свой архив. Однажды кто-то предложил ей десять тысяч долларов за одно письмо Гарбо, но, несмотря на финансовые трудности, Мерседес отклонила это предложение. После смерти в апреле 1961 года в городке Олд-Лайм, штат Коннектикут, бывшего супруга Абрама Пуля и после нескольких перенесенных операций Мерседес была сильно стеснена в средствах. Однако она распорядилась, чтобы эти письма в запечатанном виде хранились в Розенбахе еще десять лет после смерти самой Греты Гарбо.
* * *
В 1961 году Сесиль Битон снова приехал в Нью-Йорк; «Я здесь уже около двух недель, и хотя предпринял несколько натужных попыток увидеться с ней, мы все еще так и не встретились. Зато у нас состоялось несколько дурацких разговоров по телефону».
Фотограф отметил также, что «эгоизм Греты стал попросту невыносим». Тогда же произошел такой знаменательный (в смысле характерный для актрисы) эпизод. В Нью-Йорк из Швеции прибыл один старый знакомый Гарбо, надеясь немного развеяться после смерти жены. Грета, будто бы проникнув сочувствием, просила его и принцессу Бернадотт пообедать вместе с ней в ресторане. А в половине седьмого вечера она дает… от ворот поворот – мол, ей лениво вообще куда-то вылезать и пусть принцесса приезжает к ней сама, они вдвоем приготовят себе каких-нибудь овощей и пообедают дома. Конечно, возмущенная принцесса наотрез отказалась от подобного «любезного приглашения».
В конце 1961 года Гарбо признается Сесилю, что ее жизнь теперь стала еще более замкнутой, чем раньше, и что ее даже не тянет подняться несколькими этажами выше, чтобы пропустить с Джорджем Шлее рюмочку-другую водки.
Неожиданно для всех Грета вылетела в Швецию, чтобы встретить Рождество с графом Иоханном Карлом Бернадоттом и его супругой. «…она уехала погостить у Вахтмейстеров – у них очаровательный домик в деревне и они удивительные люди. Я не видела их с тех самых пор, как мы с Гретой гостили у них в 1937 году, и, как мне кажется, она тоже с тех пор с ними не виделась», – предположила Мерседес. Но газеты тут же написали, что знаменитость «уехала из Америки навсегда и даже собирается продать квартиру».
В конце лета 1965 года Гарбо была гостьей круиза, устроенного Сесилью Ротшильд; среди других гостей присутствовали Сесиль Битон, княгиня Жанна-Мари де Брольи, Фредерик Ледебур и другие. Хозяйка круиза на две недели привезла Гарбо в Сардинию, а затем они отправились к Афинам.
Следует припомнить, что год назад – в 1964-м – Гарбо потеряла своего постоянного преданного спутника Джорджа Шлее. Потому нам станут понятны слова Битона: «Сесиль в жизни Гарбо исполняет роль Шлее, вернее Шлее и Мерседес вместе взятых, потому что я уверен, что Грета никогда не обращалась со Шлее так дурно, как она обращается с Сесилью».
Описывая корабельную жизнь, фотограф (давно свободный если не от чувств к Грете, то от страданий и душевных мук, вызываемых этими долго длящимися отношениями) рассказывал: «Сесиль – сама серьезность, по-ротшильдовски грузная… Сесиль – добродушная, отзывчивая женщина, которая не позволила взять над собой верх своим несметным богатствам. Диву даешься, как она успевает делать столько интересных, непривычных дел, проявлять столько энтузиазма и воображения. Она ужасно счастлива тем, что Грета вместе с ней на яхте, – она совсем помешалась. Она подшучивает над всем, что делает Грета, – даже если это в конечном итоге аукнется ей же самой. Сесиль с Гретой недавно провели две недели на Сардинии. Грета там хорошо спала и примерно себя вела, и даже общалась с большой компанией посторонних людей, но поскольку «Сиета» судно маленькое и все звуки по ночам отдаются здесь громким эхом, то Грета совершенно не может уснуть у себя в каюте».
Не единожды беседуя с корабельной гостьей графиней де Брольи, Сесиль подробно фиксирует все мысли собеседницы, не забывая выписывать при этом портрет главной героини своей жизни: «На всем свете не найдешь более сдержанное, участливое, доброжелательное создание, чем Жанна-Мари. Она словно сошла с картины Энгра, и поэтому, глядя на нее, трудно себе представить, что это мать двух взрослых детей, а к тому же большой знаток произведений искусства; такая она милая и открытая, что просто иногда диву даешься, что она способна выражать мнение – причем не всегда положительное, – о тех, кого любит. Жанна-Мари, скорее, анализировала, нежели перемывала косточки нашей хозяйке, с которой она делит каюту. Из-за чего она не в состоянии прочитать больше одной страницы – ее беспрестанно прерывают. Нервозность у Сесили переросла в настоящую неврастению, и она просто не может оставаться одна, даже на пару секунд, а еще она не в состоянии придерживаться какой-то одной темы – если, конечно, речь идет не о Грете, на которой она просто помешана. С Гретой Сесиль напоминает ребенка, завороженного коброй. Она готова стать ее рабыней, она добровольно готова подвергать себя всяческим унижениям, она будет только рада, если Грета будет ею помыкать. Но ведь это далеко не лучший способ провести оставшиеся годы, особенно сейчас, когда она особенно остро ощущает отсутствие мужчины в своей жизни»; «Жанна-Мари заметила, что она (Сесиль Ротшильд. – Авт.) глаз не могла оторвать от «королевы» – ведь в купальной шапочке та все еще хороша собой (этот знаменитый четко очерченный профиль)»; «Она не утруждает себя запоминать имена даже тех людей, с которыми волею обстоятельств ей приходилось встречаться. Я сомневаюсь даже, что она запомнила, как зовут Жанну-Мари, и постоянно называет ее „эта дама”».
