Книга Мир вечного ливня, страница 40. Автор книги Дмитрий Янковский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мир вечного ливня»

Cтраница 40

— Черт! — тихо ругнулся я, поднимаясь и отряхивая колени.

Надо же было шлепнуться у самых дверей киностудии! Что за день сегодня… Бегло глянув на ободранные ладони в мелких кровоточащих крапинках, я еще раз чертыхнулся, на этот раз про себя, и широким шагом направился к вахте. Вахтер посмотрел пропуск, но мне показалось, что он доволен моим падением. Честно говоря, я его понимал. Раньше сам иногда ловил себя на том, что испытываю чувство глубокого удовлетворения, когда кто-то выше меня по положению попадает впросак.

Кирилл встретил меня хмурым взглядом и сразу пригласил к себе в кабинет.

— Обосрались мы, дорогой, — произнес он, опускаясь в кресло за стол,

— В смысле?

— Не прорвались. Думал, прорвемся — ан нет. Закрывают нашу лавочку, будут на этой ниве теперь другие кормиться.

—А деньги? — хотелось произнести это просто, как обычный деловой вопрос, но голос сорвался.

— Деньги… — Кирилл покачнулся в кресле. — Все неистово хотят денег… — Он поднял лицо и внимательно посмотрел на меня сквозь дурацкие очки без диоптрий. — Сегодня, дорогой, на другой улице праздник. Не на нашей. Но деньги я тебе дам. Сколько обещал, столько и дам. Хочешь знать, почему?

Я не знал, поэтому промолчал, скорчив неопределенную гримасу.

— Потому что ты неплохой парень, Саша. Поверь, это так. И не твоя вина, что нас из этого здания попросили. Сейчас, к сожалению, я ничего не могу сделать, ни работу тебе дать другую, ни пообещать что-нибудь. Сам пока не знаю, куда подамся. Но в Москве есть незыблемое правило — никого нельзя кидать без веской причины, поскольку никогда не знаешь, кем человек в этом городе может стать. Ротация тут высокая. Сегодня ты сценарист, а завтра продюсер. Послезавтра дворник, а через месяц снова про тебя кто-то вспомнит, кому-то ты понадобишься до последней возможности. Может так получиться, что ты и мне самому понадобишься. Так зачем ссориться? Глупо. Не такие большие деньги. — Он помолчал, словно подыскивая слова для продолжения разговора. — Ладно, — он вздохнул и полез в стол. Пошарив, достал из ящика два конверта — один чуть тяжелее другого. — Этот тебе, — Кирилл придвинул мне более весомый конверт. — А этот… В общем, бери оба, а там разберешься.

— Что значит «разберешься»? — насторожился я. — Это премия, что ли?

— Да нет, дорогой, премию ты как раз хрен заработал. Не сложилось. Вообще-то это не твои деньги, но отдать я их должен тебе. Так вот. Хитро, да? Может, я когда-нибудь тебе объясню, что к чему.

— Значит, встретимся? — я почувствовал, как учащающийся пульс начинает биться в жилах на шее.

— Как сложится. Все, вали. Пропуск не сдавай и не выбрасывай, потому что, может, все еще переменится. Я тебе тогда позвоню. Все, дорогой.

Сунув конверты в карманы плаща, я протиснулся в дверь, добрался до съемочного павильона и прислонился спиной к стене. Трудно было сдержать участившееся дыхание, а сердце так и норовило выскочить наружу. Мне хотелось как можно быстрее узнать, сколько денег в конверте — шестьсот долларов или три тысячи шестьсот. Но неудобно было пересчитывать прямо здесь.

И тут я услышал крик — душераздирающий мужской крик, какой нередко можно услышать во время боя, когда кому-то из товарищей в руку или в ногу попадает крупный осколок. В отличие от осколка попадание пули в конечность похоже на тупой удар палкой, боль приходит только потом, а вот когда в тело влетает корявый обломок металла на гораздо меньшей, чем у пули, скорости, вот тогда боль просто жуткая, за гранью терпения. В подобные моменты сквозь грохот взрывов и рев техники слышен именно такой крик.

Только на студии не было ни рева, ни взрывов — крик раздался почти в полной тишине.

Первый рывок в ту сторону — рефлекторный. Эта привычка вырабатывается быстро — бежать на крик, потому что сегодня ты кого-то спасешь, а завтра тебе помогут, если подойдет очередь получить в организм ощеренную остриями железку. Потом уже мысли, а сначала бежать, и кубарем по лестнице, не обращая внимания на ободранные ладони, через перила, в полутьму цокольного этажа, где я был с Катей, а потом еще ниже — там, кажется, находился служебный ход.

Раненого я увидел сразу — в первый миг мне показалось, что он гвоздем прибит к косяку распахнутой настежь двери, но чуть позже стало ясно, что не гвоздь это, а шарнирный рычаг, какими подпружинивают двери, чтобы сами закрывались. Пострадавший был в черной форме охранника и уже не кричал — потерял сознание. Да и немудрено при такой травме… Толстый стальной штырь соскочил с пружины и пробил парню руку чуть выше запястья. За каким чертом охранник полез в механизм? Но это были вопросы не для этой минуты. А сейчас важно было снять раненого с окровавленного штыря, на котором он повис, как пробитая бабочка на булавке. С этим пришлось повозиться, поскольку лучевая кость охранника оказалась перебита, и снимать его надо было аккуратно, чтобы не нанести еще большую травму. Кряхтя и потея, я все же справился с этой задачей и уложил пострадавшего на бетонный пол у двери. Кровь у него из руки вытекала толчками, заливая мне одежду — темная венозная кровь.

Совершенно забыв, где я нахожусь, что это студия, а не поле битвы, я хлопнул себя по карману, в котором обычно находился медпакет с обезболивающим и бинтами. Но никакого пакета, конечно, не оказалось. Пришлось делать жгут из пояса от плаща, а потом отрывать рукав от формы охранника и накладывать первичную повязку. На лестнице раздался топот нескольких ног, женский визг, потом снова топот, но я не обращал на это внимания — был занят. А когда освободился, мне и вовсе стало не до всех, потому что я узнал охранника.

Это был Михаил из сна. Мой салага, пострадавший в бою корректировщик.


Когда Михаила увозила «Скорая», я выяснил у водителя, в какой больнице искать раненого, и немедля поймал такси. Уже в машине вспомнил, что так и не пересчитал деньги в конверте, но теперь во мне окрепла уверенность, что там лежит ровно три тысячи шестьсот долларов. И хотя эта уверенность была на редкость бредовой, но что-то уж очень много произошло совпадений, доказывающих, что мои военные сны не являются обычными снами. Попавший за шиворот бычок, потом ободранные ладони, а теперь раненный наяву корректировщик. Раненный точно в то место, куда вонзилась ветка во сне. Вот и думай после этого, вот и верь после этого в материализм.

«Сука все-таки этот Кирилл, — думал я, прислонившись лбом к боковому стеклу. — Денег, говорит, не получишь. Не стреляй, говорит, себе в голову, а то игра закончится и мы с тобой, дорогой, прекратим всяческие отношения. Конечно, прекратим! А я, дурак, чуть с дерева сам не прыгнул! Ну и дела…»

Воображение живо нарисовало картинку, где я лежал на асфальте в луже крови, грохнувшись по пьяному делу с моста. А ведь это запросто могло воплотиться в реальность. При таких раскладах — проще простого. Кто же он, этот Кирилл? Человек? Адова тварь или плод моего сумасшествия? Может, я уже в психушке сижу, колочусь лбом о мягкую стену, а весь этот цирк со снами и сценариями — горячечный бред? Этот вариант еще не самый худший, там хоть голову о стену не разобьешь. А если не в психушке? Если все на самом деле так?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация