И тут Лешага увидел Черного. Тот лежал неподалеку от площадки, исподлобья наблюдая за происходящим. Затем с другой стороны появился еще один пес и еще. Они возникали, будто из-под земли, безмолвные, сосредоточенные, как всегда на охоте. Вскоре круг замкнулся, и вслед за этим ньок-тенгер вдруг почувствовал, что земля покачивается у него под ногами. Он мотнул головой, наводя резкость, и вдруг услышал отдаленный крик Гусиной Стаи. Тяжелое отточенное лезвие вонзилось в его предплечье. Боль немедля отрезвила его, он перекинул саблю из руки в руку, взмахнул, понимая, что просчитался и с противником нужно кончать. Но рука будто увязла в тягучей патоке, и в тот же миг Лешага бросился вперед, пропуская мимо себя руку Эргеза, перехватил ее запястье и что было сил двинул рукоятью в глаз врага. Тот рухнул безмолвно, точно подкошенный, увлекая за собой обессилившее от потери крови тело Лешаги. И в тот же миг замершее в ожидании поле боя ожило и огласилось неумолчной трескотней выстрелов.
Первым к упавшим ринулся Черный, за ним вся Стая, готовая телами закрыть хозяина. Несокрушимые гвардии Эргеза бросились на помощь наследнику Аттилы, и тут же из-за камней по ним ударил пулемет, а из леса с душераздирающим воем ринулась толпа огромных волкоголовых тварей. Стоявшее в отдалении войско пришло в волнение. Оно устремилось вперед на помощь своим. Но тут во фланг им прямо на минометные позиции ударил отряд Арслана, спеша в общей кутерьме воспользоваться моментом и завладеть драгоценными метательными орудиями. Огневые точки цитадели огрызнулись свинцом, стараясь отсечь раненого Стража от наседающей толпы врагов.
Никто в этот миг не обратил внимания ни на черно-бурое, с прозеленью, большеглазое чудище, ползущее в сторону воющей от пулевых ран Стаи, ни на старушку почтенного вида, уводящую подальше от схватки испуганную Чандру.
– Не беспокойся, деточка, – твердила она, – все будет хорошо, скоро ты увидишься с мужем. Он ждет тебя и любит, очень много рассказывал о тебе. Доверься мне, все будет хорошо.
В этот самый миг оскорбленные кровопролитием небеса разверзлись.
– Остановитесь! – прозвучало откуда-то сверху, быть может, даже от престола Предвечного. В небе показалась сияющая лестница, по которой, попирая ногами серую небесную твердь, спускался человек.
– Я, Чингиз, сын Аттилы, требую прекратить бессмысленную нелепую бойню! – Человек поднял руку, и за его спиной с четырех сторон возникли воители в белых одеждах с широкими крыльями за спиной и огненными мечами в руках. – Я могу покарать ослушников, но взываю к рассудку и сердцам вашим! Лишь те войдут в царствие отца моего, лишь те станут благословенными пред богами своими, кто предпочтет мир войне и слово истины – пламени и стали.
Тот, кто привел сюда вас, храбрые воины Пророка, на деле коварный убийца отца моего. – Человек взмахнул рукой, и темнеющие облака окрасились ярким светом. На них, будто на экране, проплывали образы людей, гибель экипажа шлюпа «Джеймс Хоукинс», а затем смерть Аттилы. – Ничто не исчезает под солнцем! – вещал Чингиз. – Правда всегда побеждает. Сложите оружие! Отныне нет вражды между вами. Я запрещаю ее!
Завороженные происходящим солдаты, не сводя глаз с разверзшихся небес, безропотно клали огнестрелы на землю. Посреди неба над полем боя парил сын Аттилы, и слова его звучали громче залпа тысячи автоматов, громче минометов и криков битвы. И лишь один человек на боевой галерее крепостной башни, не сводя глаз с Чингиза, прошептал дрогнувшим от волнения голосом:
– Неужели?..
Среди нависших серых облаков он различал чуть заметные очертания вельботов, зависших над полем боя, и впервые за десятки лет комок застрял в его горле, не давая говорить.
– Неужели? – повторил Седой Ворон, не веря своим глазам. – Ну вот, они и здесь…
Эпилог
Леха открыл глаза. Постель была на удивление мягкой. Нигде, даже в Трактире, ему не доводилось спать на такой.
– Ты лежи, лежи, – заметив движение раненого, попросила дежурившая около него Лил. – Все хорошо. Марат вытащил и тебя, и Черного. Пес тоже тут, по соседству, тоже ранен. Из Стаи некоторые погибли, но большинство живы. А Марат и меч твой спас.
– Сам он как? – тихо проговорил Лешага.
– Целехонек. Бурого слегка зацепило. Но с новыми снадобьями это ерунда. И тебя обещали за неделю на ноги поставить.
– Я встану раньше, – упрямо, будто споря неведомо с кем, заявил воин.
– Да куда теперь торопиться?
– В Шаолинь пойдем, – пробормотал раненый. – Оклемаемся чуток и пойдем.
Лил отвернулась, будто услышала что-то крайне огорчительное, но сочла за благо скрыть негодование. Вместо этого бросила через плечо:
– Библиотекарь хотел с тобой поговорить.
– Я тоже, – тихо сказал Лешага. – Много о чем спросить нужно.
Седой Ворон, как бывало всегда, вошел без звука. Леха открыл глаза, едва тот коснулся его плеча.
– Как ты?
– Жив. Скоро уже поднимусь.
– Это хорошо. Тебе здесь еще много предстоит сделать.
– Здесь? – удивился Леха. – Мы с Бурым идем в Шаолинь.
– Непременно, – кивнул Библиотекарь. – Но не сейчас.
– Мы победили? – насторожился Лешага.
– Можно сказать и так.
Уклончивый ответ стража не устроил.
– Эргез мертв?
– Нет. Вероятно, нет. Я видел, как ты ранил его, как сбил с ног. Видел, как к вам бросилась Стая. Но его тела не нашли на поле боя и в окрестностях тоже.
– А Чандра?
– Ее тоже не нашли, ищут. Так что не время тебе уходить. Здешний народ признал в тебе истинного Стража Каменных Богов.
– Я не гожусь для этого. Если бы Черный не подоспел, Эргез просто изрезал бы меня на куски.
– Это означает лишь, что тебе есть чему учиться. Но мы это поправим. Ты говоришь о Шаолине, но подумай сам: Тай-Коан, уходя в Шаолинь, оставил свой меч на попечение Каменного Бога, а тот передал его тебе. Подумай об этом хорошенько. Можешь считать все это случайностью. Но случайность лишь звено в цепи закономерностей, которая скрыта от нашего понимания. Если не веришь, что это знамение, то скажи, зачем стремишься в земли, где почитают эти странные изваяния? Ведь это всего лишь камень.
– Так что же, я должен остаться? – разочарованно спросил Леха.
– Это тебе решать. От себя могу лишь добавить, что твоему сыну лучше родиться здесь, чем где-нибудь в походе среди камней, под открытым небом.
– Какому еще сыну? – в недоумении переспросил воин, приподнимаясь с постели.
– Твоему, Лешага, твоему…
