Лешага оглядывал бескрайний лес, раскинувшийся во все стороны, насколько видел глаз. Верхнее зрение помогало сильно расширить обзор, но на полдня пути во все стороны чаща была совершенно безлюдна. Временами Леха видел непуганых животных, мирно пасущихся на отдаленных полянах. Тогда, останавливая отряд на привал, он отправлялся со Стаей на охоту.
Марат, следовавший в походе рядом с Учителем, ясно видел, что Бурый раздосадован вынужденным бездельем. Ему бы действовать, сражаться, с кем-то меряться силами, а не плестись к далеким горам, сторонясь каждого шороха.
День сменял день, на каждой стоянке повторялось одно и то же: Леха уходил, оставляя лагерь на побратима, и всегда возвращался с дичью.
Даже Марат пытался ворчать. Но попытка чешуйчатого высказать недовольство была пресечена быстро и безоговорочно: не дослушав, Леха свистнул Черного и ушел в лес.
Конечно, господин Светлый Рыцарь поручил им охранять бивуак, и это дело важное, но, с другой стороны, и Лил, и Асима владели оружием, и Тиль, похоже, умел обращаться с ним куда лучше, чем пытался показать. Даже раненый Тимур при случае мог бы вести огонь, так что у Бурого были свои причины для досады. Михе казалось, что с тех пор, как он вернулся из-за Барьера, побратим его ни во что не ставит.
Марата такое положение дел ужасно беспокоило. «Если Бурый решит затеять ссору с Лешагой, кто знает, чем все кончится?» – размышлял драконид, искоса поглядывая на гиганта, разминающегося с вывороченным из земли валуном. Не прилагая особых усилий, тот поднимал здоровенный камень над головой, опускал на грудь, снова поднимал, затем перебрасывал из руки в руку, как детишки в его родном селении – рыбий пузырь. Но, в конце концов, Леха с Михой побратимы, в их дела соваться – толку никакого, только врага себе наживешь. Чешуйчатый еще раз почтительно глянул на шары мускулов, катающиеся под упругой кожей Бурого. Такой ударом кулака голову в грудную клетку вобьет и не поморщится.
Да и то сказать, главная опасность не здесь. Марат, стараясь не привлекать внимания, отыскал взглядом Сказителя. Тот, положив на колени автомат, сидел на покрытой мхом кочке, перебирая струны своего неказистого музыкального короба. Нечто похожее, если, конечно, он не ошибался, когда-то называли гитарой. Драконид рассматривал его, приопустив кожистую перепонку, защищающую глаза под водой, позволяющую чешуйчатому нырять в поисках рыбы, не закрывая глаз. Под этой тончайшей пленкой мир казался изрядно выцветшим, но все, что требовалось разобрать, было смутно видно. Зато со стороны никому не удалось бы определить, куда это столь пристально смотрит чешуйчатый. Тиль сидел, наигрывая какой-то долгий печальный напев. «Неужели он действительно шпион?» – задавался вопросом верный оруженосец Светлого Рыцаря.
Совсем недавно он ни о чем таком и помыслить не мог. Наоборот, всякий раз вспоминал, как Песнопевец спас ему жизнь у Сарычевой горки. А тут вдруг… Но слова караванщика не шли из головы. «Да и птица…»
Едва подумал драконид о белой птице, как из лесу раздалось горловое курлыканье. Марат видел, как Сказитель напрягся, забросил автомат на плечо и, стараясь не привлекать внимания, скрылся за деревьями. «Он тоже услышал, – сообразил чешуйчатый. – Не просто услышал, он ждал его!» Стоило Тилю скрыться за деревьями, Марат спустился с выбранной им для наблюдательного пункта древесной развилки и, тихо переставляя ноги с пятки на носок, как его учил Лешага, двинулся следом.
Все это время он недоумевал, действительно ли возможна связь при помощи крылатых гонцов? Прежде в книгах он читал об этом, но как заставить птицу лететь, куда тебе надо, ведь ей не расскажешь дорогу? Все виденные им прежде пернатые порхали себе в родном лесочке и, кажется, вовсе не имели обыкновения улетать далеко от дома. Но если драконид еще мог вообразить, что птаха способна отыскать свое гнездо, то как можно обнаружить движущийся по лесу отряд или отыскать человека, пославшего записку? Такое было выше его понимания, однако сомнений быть не могло: Тиль ждал эту птицу, и она прилетела!
Отойдя подальше от места стоянки, шпион окончательно утратил осторожность и больше не думал скрываться. Марат из-за куста подглядел, как недавний боевой товарищ сыплет на камень хлебные крошки из кармана, приманивая легкокрылого гонца с золотой нитью вокруг шейки. Затем снимает что-то с его лапки и углубляется в чтение. Листок небольшой… Марат видит, как меняется лицо Песнопевца, когда тот разбирает мелкие письмена: сначала брови радостно поднимаются, потом он начинает хмуриться, затем комкает послание. Драконид надеется, что лазутчик попросту выкинет его, однако не тут-то было. Тот прячет измятый клочок бумаги в сумку на поясе. «Может, и к лучшему, – думает Марат. – Надо рассказать Лешаге. Пусть изменник покуда не подозревает ни о чем. Потом не сможет отпереться. Ну и, конечно, следует посоветоваться с Тимуром, сообщить ему радостную новость. Хотя какая она там радостная? Зато теперь караванщик сможет доказать, что Тиль возвел на него напраслину».
Бурый навис над импровизированными носилками – временным пристанищем раненого Тимура. В походе их закрепляли меж двух лошадей, на привале же, вот как сейчас, опускали наземь, давая возможность бедолаге отдохнуть после утомительной тряски. Да и менять повязки так было удобнее.
Тимур попытался было приподняться.
Этот крупный парень, совсем недавно появившийся в отряде Лешаги, заставлял его постоянно держать ухо востро. Конечно, в строю Несокрушимых такой бы пришелся ко двору и уж точно не задержался бы в младших чинах. Удача таких любит, да и они не заставляют ее скучать. Тимур не так давно наблюдал, как быстро и ловко двигается этот рослый, хорошо тренированный человек. Лешага тоже не выглядел хрупким, но стремительность его движений казалась вполне естественной. А Бурый был на голову выше побратима и в полтора раза шире в плечах.
Пожалуй, только Шерхан в молодые годы мог сравниться с ним. Во всяком случае, так рассказывали.
Тимур последние дни исподволь следил за могучим собратом Лешаги, прикидывая, как действовать, если личного врага Эргеза, этого Лешагу, нужно будет схватить и доставить пред ясные очи властителя правоверных. Пока вразумительный план не складывался.
Конечно, лучше всего было бы даровать этому дикарю, блуждающему во мраке заблуждения, свет истинной веры, дабы слово Пророка очистительным пламенем омыло и спасло его душу, выжгло скверну ложных богов. Да, хорошо бы. Но как? Тимур по себе знал: такие храбрецы и силачи, если не поставить их на грань последнего выбора, уверены в себе, как буйволы, упершиеся рогами в скалу. Что бы кто ни говорил, с места не сдвинутся, с пути не свернут. К такому поди еще, подойди!
Но Тимур не спешил. Куда торопиться? День за днем наблюдая за Михой, он вслушивался в громогласные речи, выискивал лазейку, через которую удалось бы добраться до его сознания, заставить принять истину во всей ее суровости и красоте.
Бурый склонился над Тимуром. Тот попытался было приподняться на локтях, но воин махнул рукой:
– Лежи, не напрягайся. – Он присел рядом и улыбнулся добродушно, как свойственно большим и сильным людям. – По-прежнему болит?
