Понятное дело! Если жабры полопались от ультразвука, то подъем с потерей давления вышибет из тела всю кровь через открытый катетер. Тут надо ждать, когда кто-нибудь придет на помощь, разрежет скафандр и выдернет из катетера хитиновый клапан.
Рипли, не теряя времени, открыла нишу с жидкостным аппаратом.
– У тебя допуска нет! – остановил ее Куст. – Забыла? Без сигнала «ГАЖД» на тебя не налезет!
– Значит, пойду с кислородом!
– Там глубина восемьдесят метров! – Куст повертел пальцем у виска. – Вскипишь на всплытии, как бутылка с нарзаном.
– Не лечи мне мозги!
Из люка показалась голова Жаба.
– Кто будет нырять? – спросил он.
– Я! – коротко ответила Рипли.
– Вскипишь.
– И ты туда же! – разозлилась она.
– Ладно, молчу. А допуск? Рапорт-капсула просигналит на базу о превышении глубины.
– Плевать!
– Нет уж! Списаться по дурости я тебе не дам. Куст, можно как-нибудь экранировать капсулу?
– Ну уж нет. Там такие спецы работали!
– Не надо ничего экранировать! – перебила их Рипли. – Некогда. И не надо делать из меня дуру. Думаешь, мне охота возвращаться на камбуз? Я все продумала. Готовьте четыре грузила и фал с лебедкой. Кинжал плюс два коротких капроновых шнура. Это все, что мне нужно. И еще хороший свет. Огурец, у тебя ящики со «светлячками» распечатаны?
– Нет.
– Так на кой ты их возишь? – подняла брови наша начальница. – На складе их мало?
У меня сердце замерло. Я ждал, что ответит командир.
– Потом объясню, – отмахнулся Жаб. – Возьми лучше фальшфейеры.
– Ладно, – кивнула Рипли.
Еще не понимая, что она задумала, я стащил в одну кучу все наши грузила, а Куст помог достать из ниши четвертое. Жаб тоже вылез на крышу, прихватив два капроновых тросика и кинжал. Он распахнул бортовой порт и размотал метра два фала с лебедки.
– Время? – нервно спросила Рипли.
– Три с половиной минуты, – ответил Куст.
Мы почти добрались до места – бурая туша мины нелепо подергивалась в центре серебристого пятна всплывшей рыбы. Двигатель умолк, но амфибия продолжала двигаться по инерции.
– Так как ты решила заблокировать рапорт на базу? – попробовал выяснить Жаб.
– Никак. Пойду вообще без аппарата. Заодно и от кессонки избавлюсь.
– Что?! – хором выкрикнули Жаб с Кустом.
– Что слышали. Надеюсь, здесь есть чистый кислород?
– Сумасшедшая! – покачал головой Куст.
– Похоже, я в тебе не ошибся, – усмехнулся взводный. – Сейчас сделаю кислород.
Он перелез на передок амфибии, цепляясь за леера, как обезьяна за ветки, распахнул капот и крикнул Рипли:
– Давай сюда! Присосешься к окислительной трубке.
Мы с Кустом и Пасом помогли дотащить до капота грузила и фал, а Рипли села на корточки и сунула в рот конец шланга, протянутый Жабом. Она вдыхала чистый кислород полной грудью, дышала часто, стараясь полностью провентилировать легкие.
– Пять минут! – напомнил Куст. – Это предел.
Он принялся цеплять на Рипли грузила, затем обвязал ее шнуром, а другой конец прицепил к фалу. Жаб вытащил из кабины нагрудную сумку с фальшфейерами.
– Готово!
«Следите за мной, – показала Рипли жестами. – Как только достигну дна, дайте мне десять секунд на закрепление фала и расстыковку катетера. Потом врубайте лебедку».
Она вынула изо рта шланг, зажала в зубах кинжал и без лишних слов рухнула за борт, спиной вперед. Тело ее стремительно ушло в глубину, оставив на поверхности пенный бурун. Жаб почти так же быстро нырнул в свой люк
– Куст, на лебедку! – выкрикнул он уже оттуда. – Салаги, готовьтесь вынимать Краба из панциря. База, я Огурец, прошу связи!
– На связи база.
– У меня ЧП. Поражение ультразвуком в жидкостном аппарате. Готовьте реанимационный блок.
– Кто?
– Краб.
– Что с миной?
– Угроза взрыва миновала. Давайте сюда саперов, пусть вскрывают тварюку. Краба я пришлю гравилетом. – Он высунулся из люка. – Рипли прошла сорокаметровую отметку. Половина пути. Чуть медленнее метра в секунду.
Я задержал дыхание в знак солидарности с ней, но сердце билось так часто, что воздуха в легких хватило лишь на полминуты.
Восемьдесят метров – восемьдесят секунд. Раньше я никогда не думал, как долго они могут тянуться.
– Рипли на дне, – наконец выдохнул взводный. – Считайте до десяти.
Губы Куста беззвучно зашевелились. На десяти он включил лебедку, и та завыла, стремительно выбирая фал.
– Время? – спросил Жаб.
– Минута сорок секунд, – ответил акустик. – Скорость намотки – метр в секунду. Успеваем впритык.
– Остынь. У Рипли рекорд задержки дыхания две минуты тридцать секунд без нагрузки. Здесь с нагрузкой, но она кислородом дышала. Успеем.
Жаб вытащил из кабины портативную реанимационную установку.
– Зато Краб без кислорода семь минут, – угрюмо прикинул Куст.
– В крови аппарата есть небольшой запас. Считай, четыре минуты.
У меня холодок пробежал по спине. Представилось, как Краб сидел на дне, ожидая неотвратимую смерть от удушья.
– Я их вижу! – Акустик присел на корточки. – Готовьтесь, салаги!
– Наконец-то! – вскочил на ноги Пас.
Мы с ним нависли над краем борта, глядя, как из глубины поднимается неясное темное пятно. Но очень быстро стало понятно, что трос тянет только Краба в жидкостном аппарате. Рипли видно не было.
«Боги морские!» – подумал я, чувствуя, как сжалось сердце.
– Рипли нет! – крикнул Куст.
– Специально отвязалась! – Жаб в бессильной злобе рубанул воздух ладонью. – Хотела ускорить подъем для Краба. Дрянь!
У меня заныло в груди. Вспомнилось, как Рипли угощала нас мясом и вареной картошкой, как она радовалась, вырвавшись с базы. Лебедка замерла. Качающийся на тросе Краб походил на удавленника – сквозь хитин было видно, как изо рта у него вывалился язык.
– Спасайте же хоть его! – Жаб покраснел от злости.
Мы подскочили, отвязали и втянули сапера на крышу. Его лицо сквозь голубоватую жидкость выглядело алебастровой маской.
– Быстро, салаги! – рявкнул Куст, срезая ножом «горшок» с горловины скафандра.
Из прорехи на броню хлынул поток «рассола», залив нас всех по колено. Жаб сунул мне кинжал, и я вскрыл им мышцы скафандра по всей длине. Руки дрожали, я уже понял, что никогда больше не увижу Рипли живой. Это была первая настоящая потеря в моей жизни, и она сразила меня наповал.
