– Здесь он работает… – Маша погладила его халат. – Встает утром, надевает халат, смотрит за окно на шумную улицу, мучается, стирает рукавом пот со лба… и пишет, пишет…
Подойдя к картону, который ей полюбился особенно, Маша поднялась на цыпочки, сняла его с полки.
Синяя-синяя вьюга… Маленькая, хрупкая девочка закрывает от летящего снега озябшими белыми ладошками зажженную спичку… смотрит на огонек большими печальными глазами… Спичка вспыхивает ярким пламенем, и девочка видит накрытый стол, пареного гуся с вилкой в боку, рождественскую елку… Маша достала сигарету, чиркнула спичкой. И вдруг… она снова оказалась на улице.
…Уже стемнело, дождь прекратился, с неба медленно падали и кружились в раструбе фонарного света пушистые снежинки. Может быть, от зажженной спички, а, может быть, оттого что шел снег, ей было совсем не холодно.
– Гг… Эй, девушка! Не холодно?
Маша увидела, что рядом, покачиваясь в неверном Фонарном свете, возник силуэт недавнего знакомого.
– Нет, нет! Совсем не холодно! – поспешно ответила она. Силуэт покачнулся, развернулся и пошел в другую сторону.
– Так бы и сказала… Я только это и хотел… А то… может, думаю, пиджак одолжить? Может, думаю, холодно? Зачем обо мне так…
Из потока машин вынырнул и затормозил рядом с Машей черный вытянутый кадиллак. Распахнулась дверца, и показалась улыбающаяся яйцевидная голова.
– Маша, мышонок! Прошу!
Сев рядом с Кириллом, Маша восхищенно ахнула:
– Откуда у тебя?..
Кирилл Витальевич довольно щурился; он нажал какие-то кнопочки, и в машине заработал кондиционер, включились встроенные стереоколонки, открылся небольшой с зеркальными стенками бар.
– Прошу! У меня остался коньяк… Лей – тебе необходимо согреться… – Кирилл нажал другие кнопки, переключил скорость, – машина, загудев шмелем, мягко оторвалась от асфальта, поднялась над улицей; разноцветные фонари, городские огни канули вниз, а навстречу летели, закручивались в спирали, подмигивали другие огни – россыпи звезд, галактики…
– Добралась-то до меня как? – крикнул из кухни Кирилл Витальевич. – Неужели пешком?
Маша очнулась.
– А… Нет, подкинул меня один жигуль. Водитель… добрая душа – всю дорогу расспрашивал, потом хотел зазвать в гости. Но – заметь, я не поддалась. Вот еще!
Кирилл вошел с подносом, на котором дымился кофе. Он сел и, стукнув себя ладонью по колену, сказал:
– Ну, ладно, мышонок. Скажу тебе прямо – жена мне сегодня устроила нелепую сцену и ушла к теще, представляешь? Собрала чемодан – и уехала! Так что ты сегодня можешь не уходить. Да и не отпущу я тебя… – он хитро прищурился, – такую…
Маша возмутилась:
– Тебе не понравилось мое платье?
– Что ты! Платье потрясающее! Великолепное платье. Особенно драконы…
Кирилл сел рядом и заговорил с нею, почти сюсюкая, как с малым ребенком: – Ух, какие драконы! А? Потрясающе! Разумеется, все это сама сшила? Потом – на выставку? Нм… А не кажется, что это слишком… мим… вольно?
Маша пересела на колени Кириллу и обвила его шею рукой, – в другой она держала кофе.
– Не кажется…
Кирилл погладил ее по щеке, тихо дотронулся губами до лба.
– Ладно-ладно… Мои вкусы в этом вопросе несколько старомодны…
– Зато в других вопросах!
Они вместе расхохотались и стукнулись лбами.
– Милый, милый мышонок!.. Кстати, – оживился Кирилл Витальевич, – а у меня для тебя есть сюрприз!
– Сюрприз? Обожаю сюрпризы!
– Я, наконец, закончил работу… – Он кивнул на кипу целлюлоидных листов. – Да-да, ту самую…
– Что… «Мышонка»?.. Нет, правда? Кирюша! – Маша чмокнула его в бритую щеку.
Кирилл приложил руку на место поцелуя, будто почувствовал легкий ожог, краска прилила к его довольному лицу.
– Идем… – заторопился он, – я покажу…
Он встал и, пошатываясь на расслабленных ногах, повел Машу в гостиную – во дворец Шарлоттенборг.
– Марат, Марат! – позвал он. – Иди сюда! Мультфильмы! За ними, высунув язык, вбежал Марат.
– Марат любит мультфильмы, – объяснил Кирилл Витальевич, включив видеомагнитофон. – Он мой главный ценитель… Я стал замечать, что у него прекрасный, развитый вкус.
Маша улыбнулась Кириллу и погладила Марата по лохматой умной голове, которая со всем вниманием уставилась в экран. Побежали титры:
«МЫШОНОК»
На экране появился облезлый пес, который вздрагивал от холода и старости, – чем-то он напоминал одновременно Марата и Кирилла. (Марат, глядя на него, подвыл.) Рядом веселились мультяшечные щенята, котята и поросята. Они прыгали, визжали, срывали цветы, пели песенки, кружились в хороводе – иногда забегали под ноги старому псу, который, по-старости, не обращал на них внимания. Наконец, один котенок подошел к псу и спросил звонким голоском – такой голос получают, ускоряя запись:
– Ой, как жалко-то! Дядя, а что это с вами такое? Почему не поете, не пляшете? Ах, сегодня такой солнечный день! А, может быть, вы больны?
– О-хо-хо… – ответил пес. – Нет, я не болен… Просто я очень, очень старый…
– А что это значит – старый?!
Пес закашлялся.
– А это значит, что я уже не могу ни плясать, ни петь…
– Ой, как жалко-то! А что теперь делать?
– Ну, что с этим поделаешь… Говорят, правда, есть где-то целебный… – пес смахнул лапой слезу, – красный цветок, только поди достань его… Нет, видно не придется мне ни петь, ни плясать… Кха… кха… Ста-а-арость!
– Ой, как жалко-то! А давайте… мы этот цветок – отыщем!
– Давайте, давайте! – запрыгали щенята и поросята.
И вся эта забавная компания двинулась на поиски цветка. А идти пришлось по оврагам и болотам, переходить опасные ручейки, потом стемнело, взошла на небо и зевнула луна, ухнув, пролетел филин – стра-а-ашно! А они все шли и шли, только глаза во тьме светились… Вдруг – тонкий писк:
– Ой-ей-ей!
В темноте они на кого-то наткнулись и разбудили. Загорелся огонек, и высветилась маленькая мышка со спичкой в руке.
– Ты кто? – спросил заводила-котенок.
– Мы-ы-ышка!
– А что здесь делаешь?!
– Сплю!.. А вы что делаете?
Тут котенок стал размахивать руками, объяснять:
– Понимаешь, мы ищем красный цветок! Там – старый, больной пес… И так его жалко! так жалко! А помочь ему может только этот самый цветок!
– Я знаю – где он! – пискнула мышка.
И в самом деле, та мышка привела их к цветку, – цветок был нарисован в виде мерцающего красного сердечка.
