Дерево с Дуплом было главной целью путешествия, предпринятого Зайцем, и он направился прямо к нему. Мышь предпочла затаиться поодаль и посмотреть, что будет дальше.
Поправляя на ходу оранжевую жилетку, которая за время пути растеряла содержимое доброй половины карманчиков, Верёвочный мечтатель шёл на Дерево, словно сказочный рыцарь на дракона. Он размахивал фонариком и кричал что есть мочи:
— Эй вы там! Выходите-вылетайте! — ему было очень страшно, как это обычно и бывает с героями…
(Многие считают, что настоящие герои никого и ничего не боятся. Но быть бесстрашным — ещё не подвиг. Кошки не боятся мышей, а многие девочки наоборот. Однако никто не скажет из-за этого, что кошка — настоящий герой. Подвиг на пинается с победы над собственным страхом. Для африканского охотника подвиг — не испугаться льва, для маленькой девочки подвиг — не испугаться мышки. Потому я и говорю, что Заяц поступил, как настоящий герой. Он был до смерти перепуган, но несмотря на это продолжал идти вперёд).
Лес откликнулся на его зов шелестом мягких кожистых крыльев. Ночная Мышь задохнулась от удивления, она первый раз видела столько своих сородичей вблизи. Серые, чёрные, тёмно-коричневые летучие мыши кружили над поляной, словно охапка подброшенных в воздух замшевых перчаток. Их перемещения на первый взгляд казались резкими и беспорядочными, но на самом деле они двигались слаженно и по-своему красиво. Время от времени, то одна, то другая летучая мышь описывала низкий круг над поляной и, пролетая над головой Верёвочного Зайца, осторожно касалась своими крыльями кончиков его ушей. Заяц вздрагивал и смущённо хихикал — он боялся щекотки. А летуньи вовсе не имели в виду ничего плохого, им просто было любопытно посмотреть вблизи на чужака-чудака, который в кои-то веки наведался к ним в гости. Над поляной плотной осязаемой пеленой повис звук мягко хлопающих крыльев, еле слышное попискивание и свист.
Перекрикивая его, Верёвочный мечтатель потребовал:
— Я хочу говорить с главным! — и выжидающе уставился в шелестящий мрак.
В этот миг шум и шорох неожиданно смолкли, из-за облака выглянула луна, а мыши чинно, словно по команде, повисли на ветвях Дерева вниз головой, и одна из них — самая большая и важная, ответила чуть шепелявя:
— Шамый главный здесь я, путник. Меня жовут Ажажель.
— Очень приятно, — ответил храбрый путешественник, нервно теребя бесполезный в ту минуту компас, — а я Заяц, Верёвочный Заяц! — голос его чуть заметно дрожал.
— Што привело тебя к нам? — поинтересовался Ажажель. — У нас нет никаких дел с дневным народом. Ты знаешь это?
— Никаких — каких — аких… — эхом подтвердили остальные мыши.
— Я знаю, ваша тёмность, — вежливо поклонился Заяц, — но речь не обо мне, а о моей приёмной дочурке…
Сбиваясь и путаясь в словах, Верёвочный мечтатель рассказал, что подобрал прошлой осенью в Лесу маленькую Мышь (вероятно, ваша тёмность, она выпала из Дупла). Поведал о том, как выходил и вырастил кроху, и о том, как болеет она теперь от огорчений и разочарования.
— Вероятно, малышке пора вернуться к своему народу, — закончил он, тяжело вздыхая при мысли о предстоящей разлуке. — Вы сможете выучить её летать скорее, чем я.
Летучие мыши зашумели, но Ажажель повелительно взмахнул крылом, и вновь воцарилась тишина.
— А с чего ты взял, что мы станем её учить? — процедил предводитель ночного народа.
— Но разве… — растерялся Заяц, ему даже в голову не мог прийти такой поворот разговора, — я думал… Она же ваша…
— Мы выслушали тебя, — оборвал его Ажажель, — и отвечаем «нет».
— Что, «нет»? — не понял Заяц-моряк, — почему «нет»?
— Ты зря подобрал девчонку, — снизошёл до объяснения Ажажель, — раз уж её бросили, стало быть, она ещё тогда была никудышной. И то, что ты рассказал, лишь подтверждает правильность такого… э… диагноза.
Мыши согласно зашумели.
— Великому ночному народу она не нужна, — завершил свою мысль вожак, — слабые должны погибать вовремя. Если она не погибла, тем хуже для неё. Нас это больше не касается.
— Но, может быть… — взмолился Заяц.
— Никаких «может быть» не может быть, когда речь идёт о благе народа, — туманно, но категорически отрезал Ажажель. — Отбросы нам не нужны.
Этой обиды Ночная Мышь снести уже не смогла. Она не слишком ясно понимала, что такое «отбросы», но представляла (и была недалека от истины) что-то вроде очень грязных носков, которые, снимая, отбрасывают как можно дальше. А кому, скажите на милость, приятно почувствовать себя старым грязным носком?
— Сам ты отброс! — заверещала она, кубарем выкатываясь на поляну, и тут же, не переводя дыхания, набросилась на остолбеневшего от неожиданности Зайца:
— А ты?! Перестань, перестань немедленно унижаться перед этим летающим зонтиком!
— Мышь, что ты здесь делаешь?.. — только и мог вымолвить ошеломлённый приёмный отец.
— Грибы собираю! — крикнула Ночная Мышь в бессильной ярости маленького слабого существа и, обернувшись к презрительно хмурящемуся Ажажелю, выпалила на одном дыхании:
— И не нужен мне ваш народ, ни вот столечко не нужен, да подавитесь вы своим величием, задаваки! Заяц всё равно в тысячу раз лучше! — и, вспомнив «нехорошие слова», хулигански добавила уже непосредственно вожаку:
— А тебе, лупоглазый, я вообще уши оборву!
— Не слушайте её, — попытался перебить свою разбушевавшуюся воспитанницу кроткий и деликатный Заяц, — она сама не понимает, что говорит. — Но его тихий голос утонул в поднявшемся шуме и гаме.
— Тебе, приземлённая немочь, только и остаётся кричать да верещать, — надменно осклабился вожак. — Но, кричи не кричи, а дотянуться до моих ушей с земли тебе будет затруднительно.
Он сорвался с ветки и полетел над поляной.
— Ну, и как же ты думаешь меня достать? — издевательски прозвучало из темноты.
Кое-кто из висящих по веткам мышей угодливо засмеялся. А кроха из домика с круглыми окнами, не раздумывая, выхватила из-за пояса тяжёлый медный пестик и что есть силы метнула его туда, откуда слышался голос.
Надо вам сказать, что кидаться тяжёлыми предметами Мышь не только любила, но и умела. Пестик просвистел в воздухе не хуже пушечного ядра. Раздался глухой удар, хриплый короткий крик и полёт заносчивого Ажажеля стал походить на неловкое и мучительное падение.
— Дотянулась! — крикнула Мышь, ликуя, — да здравствует зарядка! А теперь побежали… — тихонько шепнула она вконец растерявшемуся Зайцу, и они бросились назад в чащу.
Их никто не преследовал. Летучим мышам было не до того. Они кружили над поверженным и стонущим вожаком, обсуждая, кто же теперь возглавит великий ночной народ. Ажажель жалобно попискивал с земли, умоляя о помощи и сочувствии, но никому не было дела до его причитаний. Упавший предводитель стал отбросом. А отбросы великому ночному народу были не нужны.
