Я не имею понятия, почему землюки их не засекли, а если засекли, то почему не сдали синим. Объяснения могут быть любые. Мы ведь до сих пор не знаем, каков тогда был уровень их шпионства: то ли, как в легендах, они видели и знали каждое наше шевеление пальцем, то ли, как это официально заявлялось, они лишь отслеживали и предотвращали разработку и применение запрещённых технологий. Куда ни кинь, здесь-то был именно факт незаконного владения, незаконного применения и так далее – однако землюки не то проморгали, не то всё это вписывалось в канву какой-то их же тайной операции… не то им уже было совсем не до нас.
Землюки при всех их бесконечных технических возможностях иногда бывают очень небрежны, нетщательны. Генерал говорил, что им просто неинтересно, скучно надзирать за нашей нелепой провинциальной планеткой, и те, кто вынужденно это делает, просто отбывают наказание. Не знаю… я расспрашивал туристов и иммигрантов и на эту тему тоже, но про такие наказания они ничего не слышали. Думаю, для тех, кто служит, это просто ступенька в карьере, неприятная, но необходимая. А та странная нетщательность при страшном хитроумии и почти полном всемогуществе, которая нас время от времени ставит в тупик, – она происходит по другой причине, и я почти понимаю эту причину, но мне не хватает слов, чтобы её объяснить…
В тот раз, мне кажется, им было именно не до нас; вряд ли они точно знали, что должно вот-вот произойти, – иначе были бы утечки и разного рода знаки и сигнальчики, это уж наверняка, слишком плотно наш легальный и нелегальный бизнес на землюков завязан, – но какие-то сбои в системе начались. Землюки целой толпой свалились тогда на Ключи, кого-то арестовали, не сумевших улететь пацанов отвезли в карантин… но продолжения эта история не имела никакого. Сделали – и тут же всё начисто позабыли…)
В пещере нашлась вода, нашлись грибы – в общем, ребята отсиживались, строя планы и ожидая какого-то обещанного Юркой сигнала, и тот делал значительное лицо и тоже как бы ждал сигнала, хотя и знал, что никакого сигнала не будет и что они вляпались по самые маковки, надо что-то делать, но что? Ответ не приходил. Шёл день за днём, и вдруг у всех заверещали планшеты…
Тетрадь семнадцатая
Гагарин
Нас так и взяли: голыми и разнежившимися. С характерным шипением совсем близко от прудика опустился катер, верх его откинулся – и на нас уставились два равнодушных серых глаза. Секунд несколько мы играли в гляделки, потом пилот спросил:
– Ну?
– В смысле?
– В смысле, долго я вас буду разглядывать? Поехали.
Я встал. Лю тоже.
– Э-э… офицер. Вы не могли бы приподнять машину? Там наша одежда.
– Не валяйте дурака. Эти тряпки всё равно сожгут.
– И нож.
– Ножи вам не скоро понадобятся. Лезьте, время дорого.
– И планшеты.
Он кивнул, приподнял катер на полметра и впечатал его в землю так, что мы подскочили.
– Теперь, я думаю, всё? – спросил он.
– Да, наверное, – сказала Лю и шагнула на заднее сиденье. Вода с неё стекала – и тут же впитывалась обшивкой. – Спасибо за участие, офицер.
Я полез следом. Едва я уселся, над нами образовался прозрачный колпак, а откуда-то снизу подул тёплый воздух с резким запахом йода.
Катер рванул свечой вверх, нас сильно вдавило в спинку – и друг в друга. Лю вцепилась мне в руку, сжала кисть так, что пальцы слиплись. Сначала я подумал – это от страха. Но потом посмотрел на неё и понял, что она так меня успокаивает.
Кумико
Я проснулась и испугалась – или я испугалась и проснулась… Не важно. Чего-то не хватало. Вот только что оно было здесь, а теперь зияет пробоина, и в пробоину тянет ледяным ветром.
Надо было найти воду. Я села, потом встала. Голова была тяжеловата, а тело просто не весило ничего, поэтому равновесие приходилось угадывать, ловить и сохранять. Это была почти игра.
Место было незнакомым, но очень обычным: фермерская лачужка, место временного – когда ты не на настоящей летающей ферме, а волею нужд прикован к острову – проживания. Плетёные стены без окон, холодный очаг, прочный потолок, «вечные» лампы с их желтоватым (или красноватым, это кто как воспринимает) светом, старинный буфет и такой же старинный шкаф – и, может быть, я не узнавала всё это только потому, что приложилась головой? Я помнила, как бездарно вмазалась в грунт, как Север нёс меня…
Где он, кстати?
И тут Север, словно услышав зов, появился. Откинулась шумная занавеска из множества сцепленных между собой дощечек, на каждой из которых была нарисована детская картинка, и появился Он, пахнущий деревом и железом, с рукавами, закатанными выше локтей…
100
– Вот это да, – сказала Кумико и стала смотреть в огонь. Я подбросил ещё две чурочки. – И ты?..
– И я. Ты же знаешь – я всегда, пока это можно, играю по правилам.
– Знаю…
Она вздохнула. Она вздохнула, и я почувствовал себя виноватым. Я и был виноват…
– И это начнётся…
– Через трое суток с момента передачи сообщения. То есть уже через шестьдесят один час.
– И ты надеешься успеть?
– Теперь – да. Теперь ты со мной. Нас двое…
– И вдвоём мы свернём горы… Я же ничего не умею руками.
– Сбегать, принести, подержать, дать воды… Но сначала ты отлежишься хотя бы день, хорошо? Чтобы я не беспокоился.
– Как скажешь, о повелитель.
– И… ты извини, но я буду… думать только о… э-э…
Теперь она засмеялась.
– Что?
– Ничего. Ты такой смешной. Я не буду объяснять, ладно? Ты просто знай.
Люсьена
За Стеной я уже бывала. Дважды. Первый раз в детстве, лет четырнадцать назад. Что забавно – мне не понравилось. Отец был страшно занят, страшно озабочен, ему было совсем не до меня – думаете, маленькие девочки такое прощают? Потом уже я стала понемногу понимать, что годы те были самые послевоенные, злые, беспощадные, а он что-то улаживал, что-то хотел изменить… но когда я попыталась его расспросить, он мне это запретил. Никаких расспросов. Забудь.
Я постаралась забыть. Послушная, ничего не простившая девочка…
В общем, повторюсь: тогда мне не понравилось, а потому, наверное, и не запомнилось почти ничего. Ну, высокие такие полупрозрачные потолки – настолько высокие, что под ними растут деревья. И люди ходят по каким-то воздушным дорожкам. И ещё мы долго ждали, когда нас пропустят, – я даже поспала, удобно устроившись у отца на коленях. И всё.
Я потом очень удивлялась, что другие чем-то восхищаются. Чем? Этими мостиками?
