— Эй, Уильям, слишком много желчи, — заметила Тоня. — Ничего, с возрастом ты должен смягчиться. — Она взяла в рот сигарету и спросила: — Кто-нибудь даст мне прикурить? У Филиппа никогда нет спичек. Уильям? Кристофер?
Кристофер достал коробок из кармана пижамы и бросил ей. Спички упали на пол.
— Никакой галантности до завтрака, — проворчала Тоня и, с явной неохотой соскользнув с коленей Филиппа, подняла коробок. — Ты должен был зажечь мне спичку.
— Он всегда такой до десяти утра, — сказала Эвис.
— Мужчины — жалкие существа, — заключила Тоня. — Ладно, пойду прихорашиваться — хотя они этого и не заслуживают.
Девушка неторопливо удалилась, и Филипп со вздохом откинулся на спинку кровати в своем углу.
— Необыкновенно привлекательная молодая женщина, — сказал я.
— Приятно слышать. Вы чрезвычайно милы, старина, — ответил Филипп.
Несколько секунд мы сидели молча и слушали «Одиночество». Затем Филипп встал:
— Думаю, мне тоже стоит умыться. Ужасно скучное занятие. Когда-нибудь я совсем перестану мыться и отращу рыжую бороду.
— Сомневаюсь, что ты сможешь отрастить бороду, — поддел его Кристофер, но Филипп уже вышел.
Уильям вытянул ноги.
— Мы с Кристофером тоже должны одеться. Нельзя же весь день ходить в пижамах.
Эвис ответила слабой улыбкой и предложила мне выйти на палубу, чтобы Кристофер и Уильям могли переодеться. Я с радостью согласился — в каюте было очень душно, а музыка просто оглушала. Вслед за Эвис я поднялся — должен признаться, любуясь ее красивыми длинными ногами — на палубу через кормовой люк, и мы на мгновение замерли. Яхта плавно скользила по воде между безмолвными болотами, и казалось, будто само время остановилось.
Затем мы направились к кокпиту, чтобы поговорить с Роджером. Эвис вдруг схватила меня за руку и бегом бросилась вперед. Охваченный внезапным страхом, я последовал за ней. Когда я догнал девушку, она уткнулась лбом мне в плечо и дрожащим пальцем указала вниз. Я увидел тонкую струйку темной крови, затем Роджера и содрогнулся.
Яхтой управлял мертвец.
Глава 3
Я предлагаю новое преступление
Зрелище было крайне неприятное. Как и большинству мужчин моего поколения, мне довелось видеть насильственную смерть в самых разных формах, и некоторые картины запечатлелись в памяти на всю жизнь. Я шел по полям сражений при Ипре через несколько дней после газовой атаки. Более того, я был в Дублине на Пасху 1916 года
[9]
и видел улицу с трупами, словно расставленными каким-то злобным шутом — мальчик прислонился к стене с открытым ртом и удивленным лицом, а в нескольких ярдах от него розовощекая пожилая женщина лежит на перевернутой детской коляске, из которой на тротуар ручейками течет виски.
Но мертвый Роджер — это самое страшное, что мне доводилось видеть. Он сидел в углу кокпита с румпелем, зажатым между туловищем и согнутой в локте рукой; мои глаза не могли оторваться от черной дыры в его рубашке и тонких струек крови, стекавших по телу. Какое-то время мой взгляд был прикован к ране. Заставив себя наконец взглянуть в лицо Роджеру, я похолодел от ужаса: на лице застыла радостная, открытая улыбка, которой он всегда приветствовал друзей.
Эвис дрожала, прижимаясь к моей руке. Внезапно из ее горла вырвался истерический смешок, и этот звук, казалось, как нельзя лучше подходил мертвой улыбке Роджера.
— Йен… — Она с трудом выговаривала слова. — Абсурд, Йен. Этого просто не может быть.
Я слушал ее напряженный голос, и на секунду меня охватило ощущение нереальности, словно все происходящее — какая-то страшная шутка. Потом я попытался взять себя в руки.
— Нет, это происходит на самом деле, моя дорогая. Нужно позвать остальных. Уильям! — крикнул я. — Поднимись сюда, пожалуйста! Произошло нечто очень неприятное.
Я даже не улыбнулся про себя такому нелепому преуменьшению.
Уильям, голый по пояс, бегом поднялся по трапу кормового люка, спрыгнул в кокпит и посмотрел на Роджера.
— Мертв, — заключил Уильям, и, хотя все и — так было ясно, это короткое слово прозвучало окончательным приговором.
— Неужели ничем нельзя помочь? — задал я бессмысленный вопрос.
— Выстрел в сердце, — с холодной уверенностью профессионала объяснил Уильям. — Позови остальных, Эвис. Нужно поставить судно на якорь.
Он спокойно взял руководство в свои руки. Обращаясь за помощью к Уильяму, я подсознательно чувствовал, что он единственный среди нас, для кого действовать так же естественно, как дышать. Уильям высвободил румпель из руки мертвого Роджера, отвязал грота-шкот от крепительной утки и повел яхту с той уверенностью, которую он привносил в любое дело.
На палубу выбрались Кристофер и Филипп.
— Роджер мертв, — просто сказал Уильям. — Нам нужно причаливать. Вы вдвоем идите на нос и приготовьтесь.
— Мертв? — переспросил Кристофер.
Губы Филиппа побелели, и он на мгновение словно лишился дара речи. Потом взял себя в руки.
— Ты серьезно или?.. — Голос его слегка дрожал.
— Иди на нос и не болтай! — резко оборвал его Уильям, но возражений не последовало.
Пока Уильям выбирал место для стоянки, на кормовую палубу, где я стоял с багром в руках, поднялась Тоня.
— Роджер убит, — шепотом сообщил я.
— Вижу, — ответила девушка.
Голос ее звучал совсем хрипло, напомаженные губы как-то странно кривились.
Вскоре Уильям нашел на берегу среди бесконечных зарослей камышей твердый выступ
[10]
и решил, что нужно пристать к нему. Работая в напряженном молчании, мы бросили якорь и свернули парус.
— Лучше все оставить как есть, — деловым тоном сказал Уильям, указывая на тело. — Накроем его тентом. В противном случае у проплывающих мимо может возникнуть вопрос, что мы тут делаем с трупом на палубе.
Я видел, что Эвис покоробила его невозмутимость, да и мне самому не понравился тон Уильяма, но теперь требовалось принести тент, а не думать об утонченности манер. Когда все было сделано и для посторонних взглядов яхта приобрела обычный вид судна, бросившего якорь на ночь, Уильям повернулся к нам.
— Хорошо. Теперь у нас есть немного времени. Давайте пройдем в большую каюту и все обсудим. — Уже начав спускаться по трапу, прибавил: — Я должен вернуться к себе и надеть рубашку. А вы пока устраивайтесь.
