– Сейчас мы в перегоне между Проспектом Мира и Новослободской, – отчетливо прошептал Брут. – Гасим свет, рассредоточиваемся и ждем. Помните: в девушку и ее команду не стрелять. Это сестра нашего гауляйтера. Зацепите ее или даже если с нее случайно упадет хоть один волос, я вам кишки выпущу. По остальным стрелять короткими очередями.
Ваня, нервно теребя цевье автомата, погасил фонарь и прижался к тюбингу.
– Герр Брут, а как нам понять, что это фрау Ева? – послышался угодливый голосок Штефана.
– Я первый выстрелю, – донесся, будто отовсюду, приглушенный рык штурмбаннфюрера. – Если я не стреляю, то и вы не стреляете, понятно?
– Яволь, яволь, герр Брут. Всегда восхищался вами. Вы настоящий и истинный белый европеец. Всегда восхищался вашей арийской мудростью и вашим…
– Заткни пасть, Поппель!
В нагрянувшей тишине и абсолютной темноте на Ваню вдруг накатил приступ страха. Человеческая психика иногда выдает самые настоящие чудеса. Когда на сталкеров напала стая крысанов, Ваня, предвидя скорую и жуткую смерть, совсем не испугался и мужественно сражался с мутантами. А сейчас, находясь в самых безопасных перегонах Ганзы, он, несмотря на холод, вспотел. Стиснул зубы, чтобы не закричать от непередаваемого ужаса. Сердце било тревожную канонаду, будто предчувствуя дурное, нечто такое, после чего окончательно будет пройдена точка невозврата. Окружающая тьма сгущала воздух и заставляла дышать через силу. И, казалось, рядом стоит некто и зорко следит за поверженным в трепет парнем, только и дожидаясь, когда же Ваня, поддавшись панике, истошно заорет и, впустив в себя адский кошмар, пустится наутек. Вот тогда-то и можно будет пожрать Ваню подобно тому, как совсем недавно гигантский змей заглотнул крысана. Страх всегда делает слабым.
Понимая, что на самом деле никого постороннего в туннеле нет, Ваня сделал над собой усилие, глубоко вдохнул, выдохнул, затем снова вдохнул и заставил себя думать, что ему слышится натужное сопение Штефана, а не запредельное дыхание туннельной мглы.
Вскоре до обостренного слуха Вани донеслись частые, почти неслышные чирканья. Кто-то бежал по туннелю. Его удивила легкость бега. Словно некто, лишь слегка касаясь носками шпал, парил над рельсами. Но самым поразительным было отсутствие света. Кто-то мчался по перегону – Ваня не сомневался, что это человек, а не какой-нибудь мутант – с выключенным фонарем, совершенно не заботясь о том, что может расшибиться насмерть.
Бегущий был совсем уже близко, и Ваня крепче сжал автомат, готовясь открыть пальбу по первому знаку штурмбаннфюрера. Тяжело, конечно, целиться на звук, но выбирать не приходилось.
Вдруг раскатистым эхом по перегону разнесся звонкий девичий смех, и ясный женский голос радостно прокричал:
– Аве и Ева, идущие к свету, приветствуют вас, мальчики!
Кто-то с быстротой молнии промчался мимо Вани. Только потом, когда еле уловимый ветерок обдал лицо, он сообразил, что это была сестра гауляйтера. За полгода жизни в Рейхе Колосков видел ее всего несколько раз, ибо она не любила показываться на людях. Но Ваня узнал голос Евы. Ошеломленный, он никак не мог прийти в себя, не понимая, как девушка могла вычислить засаду в почти абсолютной темноте. Видимо, те же самые мысли пришли в голову штурмбаннфюрера.
– Дерьмо! – выругался он. – Как она нас… дерьмо!
– Герр Брут, это была Ева Вольф? – подал робкий голос Штефан.
– Заткни пасть, Поппель! Сиди молча!
Легкий бег Евы вскоре перестал быть слышен, и в туннеле вновь повисла тягучая тишина. Опять Ваню начало преследовать ощущение постороннего присутствия. Как будто, кроме Брута и Штефана, еще кто-то сидел в засаде и сквозь толщу тяжелой беспросветной мглы следил за ним. И это было нечто нечеловеческое. Или, может быть, зачеловеческое, за пределами человеческого. Еще живя на Баррикадной, Ваня слышал множество баек о том, что есть такие места в туннелях, где на путника накатывает необъяснимый ужас. У некоторых караванщиков даже имелись карты метрополитена, где были обозначены опасные в ментальном отношении зоны. Может, они находятся в одной из них?
«Но почему тогда беспричинный страх возникает только у меня? – спросил себя парень. – И Брут, и Штефан вроде бы ведут себя адекватно…»
Ванины размышления неожиданно прервались. Он заметил три огонька, а затем ухо уловило шарканье шагов. К засаде приближалась чья-то команда. Парень весь напрягся, сжал крепче автомат, прицелился в один из огоньков. Палец его беспрестанно елозил по спусковому крючку, но штурмбаннфюрер отчего-то не стрелял, и Ваня, следуя инструкции, терпеливо ждал.
Бледно-желтые лучи блуждали по стенам туннеля совсем рядом с засадой, уже слышалось пыхтение быстро идущих людей, а Брут все медлил. Ваня перестал дышать; еще немного и он, ослушавшись приказа, нажмет спуск.
Однако штурмбаннфюрер его опередил – вспышка сбоку, а следом короткая очередь на мгновение оглушили и ослепили парня. Ваня выстрелил следом, а секунду спустя начал палить Штефан. Фонари погасли, и кто-то открыл огонь в ответ. Колосков молниеносно сообразил, что этот кто-то – один. Двое других либо убиты, либо тяжело ранены. Вот почему штурмбаннфюрер вплотную подпустил к себе противника – чтобы бить наверняка. Ваня и Брут одновременно выстрелили, и в ответ уже никто не огрызнулся из автомата, но лишь протяжно застонал. Все! Бой закончился, не успев даже как следует начаться.
Штурмбаннфюрер, а следом Ваня и Штефан кинулись к побежденным врагам.
– Так-так, два двухсотых, один трехсотый, – заключил Брут, освещая убитых и раненого фонарем, – неплохой улов. Кто хочет добить трехсотого?
– Можно я, герр Брут, – с придыханием произнес Штефан, – во имя партии и расы, можно я…
Ваня включил свой фонарь, осветив лицо лежащего навзничь тихо стонущего молодого мужчины, и обомлел.
– Никита… – прошептал он дрожащим голосом. – Никита… ты…
Мгновенно вспомнилась тесная каморка на Баррикадной, импровизированный детский сад для немногочисленных малышей. Маленький Ваня играет в солдатики с лучшим другом Ником. Разноцветных солдатиков с поверхности принес один из сталкеров. Ваня хватает пластикового автоматчика в каске и восторженно кричит:
– Трррр! Я убил тебя! Убил!
– Трррр! – стрекочет в ответ Ник, вертя в ручках раскрашенного красноармейца. – Это я убил тебя! Я!
– Нельзя так, – вмешивается в спор детей пожилая воспитательница Зинаида Александровна, – друзья не стреляют друг в друга…
…Подростками они подглядывают в душевой за сверстницами.
– Инка будет моей женой, – шепчет Ник.
– Нет, она будет моей, – улыбается Ваня.
– Нет, моей…
Спор так ничем и не заканчивается, поскольку оба получают мокрым полотенцем по затылку от дородной банщицы, а затем и по два наряда на работы, когда слух об их безобразиях доходит до начальника станции…
Спустя несколько лет Инка все-таки выходит замуж за Ника. Скромная свадьба без платья и без костюмов. Комендант официально поздравляет молодоженов, дарит им усиленный продуктовый паек. Ваня не в обиде, потому что это был свободный выбор Инны. Праздник проходит без ненужной помпезности, в узком кругу. Ваня все понимает, он никогда не встанет на пути счастья своего друга. Ведь Ник поступил бы точно так же, если бы девушка предпочла его друга. Ваня лишь сильнее налегает в свободное время на словари и самоучители иностранных языков, принесенные с поверхности…
